После отречения полковник Николай Александрович Романов изъявил желание повидаться с матерью, которая заведовала работой Красного Креста в Киеве, проститься с генералитетом в Ставке, а затем ехать в Царское Село. Ранним утром 3 марта он покинул штаб Северного фронта. Не обладая больше императорскими прерогативами, которые позволили бы ему заключить мир с Габсбургской монархией, он надеялся, что принесенная им жертва — отказ от российского престола за себя и сына — сплотит армию с народом и даст ей возможность при активной, не омраченной нарушением договора поддержке союзников разбить врага. 4 марта, после встречи с матерью и Генштабом, «отчаяние», охватившее его из-за того, что его передвижения оказались в пагубной зависимости от «изменников», «трусов» и «обманщиков» и возможность мира утрачена, стало «проходить», уступая привычному смиренному фатализму.

Перед отъездом из Ставки Николай Александрович обратился к своим офицерам с прощальным словом[2439], в котором продемонстрировал высочайшие духовно-нравственные качества, в самом глубоком унижении проявив свои самые благородные черты: «В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые мною войска.

После отречения мною… от Престола Российского власть передана Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия. Да поможет Бог и вам, доблестные войска, отстоять нашу родину от злого врага. В продолжение двух с половиной лет вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий, и уже близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе, сломит последнее усилие противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы. Кто думает теперь о мире, кто желает его — тот изменник Отечества, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же ваш долг, защищайте доблестно нашу Великую Родину, повинуйтесь Временному Правительству, слушайтесь ваших начальников, помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу. Твердо верю, что не угасла в ваших сердцах беспредельная любовь к нашей Великой Родине. Да благословит вас Господь Бог и да ведет вас к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий». Его слова взволновали всех, многие офицеры рыдали, некоторые падали в обморок. Временное правительство, оглядываясь на Совет, не стало публиковать эту речь, которая крепче привязала бы к нему верное царю большинство солдат и офицеров.

После того как царь отрекся и утратил прерогативу заключать обязывающие с точки зрения международного права договоры, у Людендорфа свалился «с души камень весом в центнер»[2440]. Разведотдел ВК выполнил задачу помешать царю осуществить до конца мирную инициативу, Фридрих Гемпп с успехом заставил своих русских агентов достичь поставленных им целей. Агенты, отвечавшие за «революцию сверху», заблаговременно подготовили властные структуры при дворе и в столице к восстанию, а когда оно переросло в революцию, захватили власть над царским поездом[2441]. Силы, натасканные и финансируемые для «революции снизу», получив сигнал к действию — межрайонцы в день отъезда царя в Ставку (22 февраля), большевики в день согласия австрийцев на условия русских (9 марта [25 февраля]), — начали вооруженное восстание, которое благодаря тайному поощрению и явным провокациям со стороны органов Министерства внутренних дел и, наконец, остановке работы обеих законодательных палат (27 февраля) вылилось в революцию. Чтобы ее не удалось «прекратить», тем более бескровно, при помощи задуманного царем мира, царю 1 марта преградили путь в Царское Село.

Ранним утром того дня на станции Малая Вишера наступила кульминация действий, скоординированных германской Большой ставкой. Два вооруженных отряда угрожали царскому поезду при продолжении пути насилием «снизу», давая тем самым дворцовому коменданту необходимое средство давления «сверху», чтобы в салон-вагоне выудить или вырвать у монарха согласие повернуть на запад. Царь, по-прежнему имея в виду свою политическую цель, согласился при условии, что ввиду возникшей задержки они поедут к ближайшему аппарату Хьюза отправить некое важное сообщение. Однако Воейков, «веселый», объявил членам царской свиты в этот решающий для всей страны момент о своем успехе, который заключался в том, что царя под «нажимом снизу» удалось направить к русско-германскому театру военных действий, в штаб Северного фронта. Здесь его ждали не только придержанная и запоздалая информация о прогрессирующих «с колоссальной быстротой» (Александра Федоровна) революционных событиях, но и подготовленное, неизвестное ему, соединение враждебных (Рузский) и вражеских (Бонч-Бруевич) сил, в котором генерал Рузский под прямым или косвенным влиянием М. Д. Бонч-Бруевича сознательно или невольно в германских интересах работал на то, чтобы заставить царя пропустить нужный срок прибытия в Царское Село и отречься. Скоординированное воздействие трех групп немецких агентов — организаторов «революции сверху», инициаторов «революции снизу» и представителей военных-изменников — на положение царя неизбежно привело к его отказу от престола и помешало заключению мира с Австрией.

Ответ на встречный вопрос, мог ли царь избежать рокового исхода своего путешествия и при каких условиях, нужно искать на нескольких уровнях. В практической плоскости последние реальные возможности вырваться из-под чужой опеки существовали и в Малой Вишере, и в Бологом, и в псковской штаб-квартире. В Малой Вишере решительный государь прозрел бы замысел Воейкова и придумал контрмеры. В Бологом государь с сильной волей потребовал бы продолжать путь по Виндавской линии с особыми военными предосторожностями (например, привлечением императорского железнодорожного полка и жандармов охранки, высылкой вперед разведывательного отряда, парламентеров и т. д.). Там в принципе еще оставалась возможность добраться до цели в намеченный срок, объединившись в общий военный эшелон с поездом Иванова. Правда, трудно сказать, насколько штабы коллаборационистских левых партий были в состоянии создать на этом пути непреодолимые препятствия для царского поезда, если бы им дали такое поручение. В Пскове царь мог настоять на отъезде по Варшавской железной дороге либо запросить, а в случае отказа реквизировать самолет[2442]. По всей видимости, царь не рассматривал эти варианты, хотя вероятный выигрыш — мир с Австрией и прекращение огня на юго-западном фронте — намного перевешивал имеющийся риск.