в любви, но он, по обыкновению, как мне говорили, идет и никого не замечает.

Все это рассказала мне знакомая, встретившая меня в Ялте. Расска­зала, что он очень болен, что у него чахотка. Под впечатлением всех этих рассказов я была в большом волнении: примет он меня или нет. Ожидать пришлось очень долго. Положение становилось неловким. Наконец, яви­лась прислуга со словами: «Просят подождать в гостиной».

Зашла в гостиную с полузакрытыми ставнями. Целый час я просидела в гостиной... Но вот дверь открылась и вышел незнакомый человек с ли­цом, похожим на пергамент.

Верно, доктор,— мелькнуло у меня в голове,— оттого и ждать пришлось.

Вошедший остановился как бы в нерешительности, я тоже сидела на своем месте, как вдруг он обеими руками схватился за голову и надорван­ным голосом произнес:

Ах, черви, милые черви! Ведь я не хотел вас принять. Я знал, что вы всколыхнете во мне... прошлое.

Он сильно закашлялся.

Я стояла перед ним, не зная, что делать, что сказать,

Ну, здравствуйте же! — сказал он. Взял мою руку, крепко по­целовал два раза. Потом сел опять, закрыв лицо руками и помолчав, сказал:

О, как вы мне напомнили счастливые дни в Бабкине!

Голос у него дрогнул... Я растерялась и не знала, что сказать. Совсем неожиданно для себя я спросила:

Антон Павлович, какие черви? Я не понимаю.

Не отрывая рук от лица, он проговорил:

Да, да, этого вы ведь не знаете. Это когда мы делали вам смотрины и лазили под балкон по очереди за червями.

Я засмеялась. Он посмотрел на меня так хорошо, пристально, по-ста­рому произнеся:

Но... вы, вы больны?

Да, лечу пятое воспаление легких,— ответила я.

Он покачал головой, посмотрел куда-то вдаль, лицо было какое-то грустное, голос хрипловатый, глаза с лихорадочным блеском. Переки­нулись несколькими пустыми словами... Опять молчание.

Какая у вас хорошенькая дачка,— сказала я, чтобы что-нибудь сказать.

Я еще другую купил.

Вот как. Где же? В Ялте же?

Он назвал местечко за Лименами. Я несколько раз туда ездила вер­хом, но дорога там так ужасна, что верхом трудно проехать. Я удивилась и сказала:

Ведь там же ничего нет, кроме одного домика, стоящего одной но­гою в море.

Вот, вот, его-то я и купил.

Вот фантазия! — возмутилась я.— Что же, будете жить там как рак-отшельник?

Хотел.

Туда же ведь и дороги нет,— приходится ехать чуть не по крышам саклей!

Это-то мне и нравится. Я уже начал его обставлять — везу туда несколько чайных чашек.

Какой вы чудак! — сказала я.

Поневоле станешь чудаком, когда все потеряно и жизнь гаснет, как свеча.

Он начал часто кашлять. Вид у него был больного человека. Мне ка­залось, что разговор мой его утомляет... Я встала, встал и он.

Когда поедете на вашу новую дачу, заезжайте ко мне, ведь мимо.

Заеду,— проговорил он, смотря на меня такими грустными гла­зами, что казалось вот-вот у него покатятся слезы. У меня они уже под­ступали к горлу. Взял мою руку, поцеловал и как-то судорожно отбросил ее, повернулся и молча ушел. Ушла и я, давясь слезами...

До самой Алупки я ехала шагом, вспоминая мельчайшие подробности нашей встречи. Эти страдальческие глаза, эти глубокие морщины точно на пергаментном лбу!..

О бабкинских ни о ком ни слова... Меня мучила мысль, почему же о бабкинских ни слова, главное, о моей сестре, которую он так глубоко уважал и любил. Загадка эта стала мне понятна, когда я случайно уз­нала от знакомых, что между сестрой и Чеховым пробежала черная кошка из-за дружбы с Сувориным, которую она осуждала, о чем и написала ему откровенно 8, но он ей не ответил. Так их переписка и кончилась, и боль­ше они не видались.

Больше не видалась и я.

ПРИМЕЧАНИЯ

И. П. Чехов не был земским учителем, а служил в продолжение 1880—1884 гг. в приходском училище, построенном фабрикантом Цуриковым в Воскресенске.

Чехов окончил университет в 1884 г.

По устному рассказу М. П. Чеховой этот эпизод описан у Голубевой неверно. Вскрывали нарыв у девочки из Бабкина. Мария Павловна сказала Киселевой, что хорошо бы вскрыть нарыв, так как он совсем назрел. Антона Павловича не было. Ма­рия Владимировна и Мария Павловна взяли у него два скальпеля и стали вскрывать, но скальпель оказался тупым, и сразу не удалось сделать разрез. Когда нарыв был вскрыт, то Мария Павловна вспомнила, что Антон Павлович рассказывал, как он не­давно вскрывал труп и как это было трудно тупым скальпелем; невольно пришло в го­лову, что если это тот же скальпель, то девочку могли заразить трупным ядом. Ма­рия Павловна помнит, как она ходила по парку и мучилась. Приехал Антон Павлович и рассеял все сомнения: он пользовался другим скальпелем.

Павел Арсеньевич Архангельский (ум. 1914 г.) — врач Чикинской земской боль­ницы, в двух верстах от Воскресенска; будучи студентом, Чехов работал у Архангель­ского. В архиве Чехова имеется три письма к нему Архангельского. Им опубликованы мемуары: «Из воспоминаний об А. П. Чехове».— «Отчет благотворительного общества при Воскресенской земской больнице за 1910 г.». М., 1911, стр. 28—32.

6 Мария Морицовна Архангельская (ум. 1901 г.).

Быть может, первоначально Тышко и нашел приют у Киселевых, но в 1885— 1887 гг. он жил в Воскресенске и при Чеховых только бывал в Бабкине. 27 февраля 1886 г. Киселев писал Чехову: «Сейчас еду к Тышёнку... кушать заливное, самим им приготовленное».

Рассказ этот, по-видимому, неточен. М. П. Чехова эпизод с Левитаном и револь­вером передает так. Однажды Левитан, никого не предупредив, приехал под Воскре- сенск и поселился в Максимовке близ Бабкина. Братья Чеховы направились к нему. Приходят, оказывается Левитан стрелял в себя, но попал в стену. На него находили припадки тоски, или, как выразилась Мария Павловна, — мерлехлюндии. Однако версия М. П. Чеховой в свою очередь расходится с рассказом М. П. Чехова, который сообщает, что о приезде Левитана узнали очень поздно, шел дождь, тем не менее от­правились в Максимовку. Левитан уже спал; Чеховы, не постучавшись, «вломились» в избу и направили на постель Левитана фонарь, он схватил револьвер и решил защи­щаться («Вокруг Чехова», стр. 141).

Мемуаристка передает неверную версию ссоры Чехова с Киселевой. Письма М. В. Киселевой о Суворине нет в архиве Чехова. Переписка с Киселевыми была и в 1900 г. Эта переписка подлежит изучению, так как связь с Киселевыми и впечат­ления от Бабкина имели многообразное значение для творчества Чехова. Укажем на три факта, не известных в литературе о Чехове.

24