– Этого никто не знает, – пожимает плечами Мезенцев, – этот товарищ всегда на своей стороне. Но с Сусловым он уже встречался.

Вот же… Цензурных слов нет. Генералы с охранниками ранены – на меня все и повесят, к бабке не ходи.

– Я тоже стрелял. – Генерал наливает вторую.

– Мы не частим? – Я киваю на его рюмку.

– Сейчас закусим. – Мезенцев раскладывает яичницу по тарелкам, мы терзаем ее вилками и торопливо поглощаем.

По мозгам ударяет легкое опьянение, мир слегка раскрашивается в правильные цвета. С утра ничего не ел, как бы не захмелеть.

– В Президиуме сейчас ситуацию раскачивать не будут. – Генерал закуривает. – И так все висит на волоске. Союзники задают вопросы, в партии брожения всякие…

– …Нехорошие, – я завершаю его мысль.

– Точно!

Мы молчим. Каждый размышляет о своем.

– Но папочку на нас собирать будут.

– С компроматом?

– С ним. Так что Руденко будет рыть землю, требовать материалы следствия, все перепроверять.

«А твоя сейчас задача – на кладбище не попасть», – на ум приходят слова няньки из «Федота-стрельца». Очень в тему!

– Поэтому… К Руденко на допрос ты являешься, – Мезенцев строго смотрит мне прямо в глаза, – но показания не даешь.

– Это как?

– А так. Ты под подпиской о неразглашении. Забыл?

– Но там же неразглашение в связи с романом?

– Какая разница? «Сведения, составляющие государственную тайну…»

– Так… А что именно составляет государственную тайну…

– Определяю я. Ты правильно все понял. Не боись, Алексей! Не будут они на тебя сейчас вешать отказ от дачи показаний. Пока эти люди с тобой хотят просто познакомиться, понять, что ты за человек, как тебя можно дальше использовать.

Использовать?!

– И что делать?

– С волками жить – по-волчьи выть, – пожимает плечами генерал. – Потерпишь чуток прессинга, распишешься в протоколе и исчезнешь на пару недель. Подписку о невыезде давать им откажешься, не объясняя причин и ссылаясь опять-таки на неразглашение. Никиту Сергеевича я предупрежу. Это тоже в его интересах. – Мезенцев бросает на стол автомобильные ключи. – Ключи от серой «Волги» внизу. Я себе другую машину вызову.

Вслед за ключами на стол ложится конверт, в нем явно банковская упаковка банкнот.

– А это, считай, премия к ордену. За особые заслуги перед страной. Обмывать будем?

– Так у меня нет его с собой, – растерянно отвечаю я. В голове уже и так шумит – еще и орден кидать в стакан с водкой?

– А документы?

Генерал достает из внутреннего кармана пиджака две книжечки техпаспорта, протягивает их мне:

– Доверенности я тебе чуть позже сделаю и пришлю с нарочным.

– Два техпаспорта? – Я беру документы и разглядываю их.

– Там в багажнике вторые номера. Неприметные.

– А те, которые сейчас на ней? Служебные?

– Орудовцы в твою сторону даже не посмотрят, – кивает Мезенцев.

Я со вздохом засовываю документы в карман.

– И что решит пара недель?

Исчезнуть – не проблема. Практика у меня, считай, уже закончена. Вику можно взять с собой. Осталось решить, куда рвануть.

– Многое. Пыл у них поугаснет, мы замотаем следствие, подлечившихся охранников отправим служить подальше, с повышением. Куда-нибудь на Сахалин. Пусть Руденко сам туда съездит. В Президиуме за это время обстановка устаканится…

– Хорошо бы еще на Суслова папочку собрать, – дохожу я до правильной мысли.

– Соображаешь! – одобрительно кивает Мезенцев. – Я уже запросил архивы. Михаил Андреевич не святой. В 38-м работал вторым секретарем Ростовского обкома. Тоже подписывал расстрельные списки.

– А Руденко?

– Этот вообще в тройках заседал. Найдем, чем надавить. Но нужно время, улавливаешь нить?

– Улавливаю.

Теперь тяжело вздыхаю уже я и снова утыкаюсь в тарелку. Мезенцев разливает по третьей и убирает початую бутылку в холодильник.

– Ну, раз ты все понимаешь правильно и улавливаешь… за тебя!

Мы выпиваем и заканчиваем подчищать тарелки. Мезенцев опять закуривает:

– А что будет с Брежневым и Шелепиным? – интересуюсь я.

– Следствие открыто, твоя пленка приобщена к делу. Формально им светит покушение на убийство и попытка насильственного захвата власти. Сидеть они будут до суда, но думаю, сам суд будет закрытым. И где-нибудь подальше от Москвы. По крайней мере мне пока поступило указание все засекретить.

– Такое не скроешь. – Я морщусь от запаха дыма. Мезенцев это замечает, вдавливает окурок в пепельницу.

– Никита будет решать. Вместе с Президиумом.

Генерал достает записную книжку, пишет в ней цифры и, вырвав листок, протягивает мне.

– Это номер телефона секретного коммутатора дежурного по управлению. После допроса уедешь из Москвы, но дашь знать, где ты и как тебя найти. Все понятно?

– Предельно. – Я забираю бумажку, кладу ее в карман брюк.

– И ничего не бойся. Время работает на нас, отобьемся.

Мезенцев встает, надевает пиджак. Крутит диск телефона, стоящего на холодильнике, вызывает машину. Я тупо разглядываю пустую рюмку. Как жизнь-то резко поменялась!

– А скажи мне, Алексей, какие у тебя отношения с Фурцевой?

– С младшей или старшей?

Генерал закатывает глаза:

– С обеими, Леша, с обеими!

– Ну… со Светой мы учимся вместе, и отношения… э-э… – тут я чувствую, как краснею, – вполне дружеские. Месяц назад вместе ходили на прием в ССОД, потом в Музей Васнецова. На этом все. А вот со старшей Фурцевой у нас отношения напряженные. Она меня почему-то приняла за охотника за приданым ее дочери. Обвинила огульно в том, что я за счет ее высокого положения хочу получить блага и построить карьеру. Пришлось объяснить ей, что она не права. Объяснил в довольно резкой форме.

– Зачем ты вообще с ее дочерью связался?! – укоризненно качает головой Мезенцев.

– Случайно получилось. Но согласитесь, Степан Денисович, если бы не Света, я не познакомился бы с Брежневым, и их заговор удался бы.

– Алексей, а ты не находишь, что у тебя в последнее время слишком многое происходит случайно?

Я молчу. Не хочу больше оправдываться. Мезенцев вздыхает.

– Я вчера на пленуме имел разговор с Фурцевой, министр о тебе расспрашивала. Со смехом рассказала мне последние слухи: не поверишь, но тебя многие считают моим внебрачным сыном! И у меня сложилось впечатление, что настроена она по отношению к тебе очень даже благожелательно.