И тут же мы сливаемся в одно целое. Я целую возбужденные соски девушки, и она мне отвечает страстным стоном. Чем больше мы ускоряем темп движения, тем сильнее меняется реальность вокруг. Над нашими головами появляется уходящий далеко ввысь столб света. Я пытаюсь замедлиться, но Вика не дает.

Столб света, который вначале выглядит как ниточка, вдруг начинает расширяться и становится все более и более ярким, странным образом освещая при этом не комнату и нас, а только сам себя. Я чувствую, как мы подходим к финалу, Вика кричит, и бац… вокруг – только этот свет, и ничего больше.

А нет… Все-таки что-то есть, какая-то голубая горошинка. Горошинка? Да это же Земля. Я парю над планетой, словно геостационарный спутник. Могу разглядеть любую деталь. Взгляд – словно зум на продвинутом фотоаппарате. Вот передо мной Африка, Красное море. Я могу все – приблизить, отдалить. А главное, понять красоту мира, его гармонию. Хотя… Эта гармония вовсе не так совершенна, как мне кажется. То там, то здесь в совершенной картинке есть грязные кляксы. Червоточины. Они расползаются, отравляют мир. Пытаюсь приблизить одну из них. Кажется, это Сирия, Дамаск. Грязью несет на всю столицу от усатого мужчины в красной феске и военной форме с погонами полковника. Он сидит на каком-то официальном заседании с десятком других мужчин. Я тянусь к нему, разглядываю дюжину темных линий, что тянутся от него во все стороны. Некоторые из них и вовсе разбросаны в другие страны – большей частью в Израиль. Что в нем такого важного, что мне его показывают?

– Камиль, а ты что об этом думаешь? – произносит один из мужчин на арабском.

Я понимаю арабский?

Торжественной сонатой в голове начинает петь СЛОВО. О чудо! Я понимаю отдельные фразы… Этот Камиль – одна из тысяч монад Люцифера на Земле? И что он делает? Разрушает мир на Ближнем Востоке. Полковник безопасности Сирии – глубоко законспирированный израильский разведчик, готовящий войну. Я вглядываюсь в волевое лицо Камиля – он предлагает на военной коллегии высадить тополя на Голанских высотах. Так солдатам во время учений не так жарко будет – тополя дают тень. На самом деле высокие деревья – отличный ориентир для израильской артиллерии и самолетов. Будут накрывать сирийцев первым же залпом. От всех этих планов смердит хаосом. Я прислушиваюсь к СЛОВУ и понимаю: любая война – это разрушение божественной гармонии. Но ведь войну готовят и арабы! Почему мне показывают только еврея?

Прислушиваюсь к СЛОВУ. Нет, ничего не понимаю. Слишком сложно. Я делаю попытку еще выше взлететь и направить свой полет на север. Вот же, рукой подать до южных границ Союза…

Хлоп! Щека взрывается болью, и меня мгновенно выбрасывает обратно в тело. Хотел в Союз? Добро пожаловать в Москву.

На мне все так же сидит Вика, только теперь она смотрит на меня квадратными глазами и не движется. Прижала руки ко рту.

– Леша, что с тобой?

– Ты мне дала пощечину? – Я потер горящую щеку.

– Ты страшно закричал так, выгнулся и потерял сознание. Я испугалась!

– Все хорошо, солнышко. Просто… ну, все очень необычно у нас случилось, вот я и перенервничал, что ли… Пойдем спать.

* * *

21 июля 1964 года, вторник, 17.00.

Москва, Второе главное управление КГБ СССР

– Юрий Борисович, что делаем с ДОРом по студенту? – лейтенант КГБ Алексей Москвин положил папку с документами на рабочий стол полковника Измайлова, присел на стул рядом. Первый же лист в папке назывался «Дело оперативной разработки № 723».

– Съесть и забыть?

Юрий Борисович налил себе и лейтенанту чаю из чайника в большие граненые стаканы в подстаканниках.

– Угощайся, Леша. – Полковник насыпал из кулька сушек в небольшую вазочку, подвинул ее к Москвину. – Как раз время файф-о-клока, как выражаются англичане. Ты же знаешь, что я сначала готовился по линии ПГУ на английское направление?

Лейтенант кивнул и принялся, обжигаясь, пить чай.

– Там не сложилось. – Измайлов щелкнул сушкой, ломая ее пополам. – Зато привычек нахватался… Например, не есть сахар вприкуску, спокойно жать руку через порог, вынимать ложку из чашки, после того как помешал сахар в чае… Вот на таких мелочах валятся наши разведчики.

– Вас на нелегала готовили?

– Да. Но мою группу расформировали, и я пошел в ВГУ.

Мужчины помолчали.

– Ладно, давай к нашим баранам. – Полковник отставил стакан с чаем, углубился в бумаги, что принес Москвин.

– Пока не вижу, что тут нужно съесть. – Измайлов отложил папку, усмехнулся. – Бумага плохо переваривается.

– Как «что»? – Лейтенант тоже отставил чай. – Этот Русин… он же доверенное лицо Мезенцева и Хрущева. Стрелял в Захарова, арестовывал Шелепина с Брежневым! Я даже думаю… – Москвин тяжело вздохнул. – Это какой-то наш сотрудник под прикрытием. Так резко сработал, выскочил, словно черт из табакерки. Его, наверное, лично Мезенцев готовил у себя в Третьем управлении.

– Да, мы сидим на бомбе, – согласился полковник. – И она может в любой момент рвануть. Давай вот как поступим. Мы вот эти бумажки, – Измайлов вытащил из папки несколько документов, – переложим в другую папочку. Формально про ДОР по студенту никто, кроме нас и Захарова, не знает. Николай Степанович сейчас в тюремной больнице, ему не до нас. Мы же продолжаем разрабатывать грузинских цеховиков, и сдается мне, делаем очень нужное для страны дело.

Лейтенант послушно кивнул, допил чай.

– Почему нужное, ты спросишь? Комитет стоит на ушах, раскручивается дело заговора, а мы тут каких-то грузин ловим…

– Ну, мы же экономическими делами занимаемся, – пожал плечами Москвин. – А тут миллионы крутятся.

– Узко мыслишь, Леша. – Полковник поднял указательный палец вверх. – Хрущев после заговора Семичастного будет делать что?

– Чистить Комитет.

– Это тоже. Но главное? Я думаю, он отменит запрет на разработку первых секретарей. И тут мы ему через Мезенцева на блюдечке приносим кого?

– Мжаванадзе.

– Теперь правильно думаешь. Сейчас наверняка Хрущев по высшей номенклатуре пройдется, и тут наша разработка с ниточками к самой верхушке Грузии очень к месту будет. И тут мы заработаем очков у нового руководства. Так что продолжай рыть землю, пиши рапорт на арест этого Айзеншписа – я санкционирую. Аккуратно берите его и сразу сажайте к нам, во внутреннюю тюрьму. Благо ее открыли. И начинай жестко «колоть». Пусть сдает Кацо и других теневиков, которые фигурируют в маляве воров. Будем выстраивать цепочку к Мжаванадзе.

– А как же студент? – Лейтенант кивнул на вторую папку. – Все это выглядит очень подозрительно. Если он наш сотрудник, то почему его нет в картотеке? А если нет, то как вообще возможна такая стрельба для него, постороннего, в здании Комитета?

– Сейчас очень многие в этих стенах, – полковник задумчиво посмотрел в окно, – задаются теми же самыми вопросами. Мезенцев-то оказался очень не прост. Такого боевика подготовил… Или…