в определенной степени, было выгодно артистам», – утверждали позже в Ковент-Гардене. И по сей день журналисты не могут найти точный ответ на вопрос, которым озаглавлена не одна статья в зарубежной прессе: «Были ли Фонтейн и Нуреев любовниками?»

«Мы питались друг от друга, читали мысли друг друга. У нас было много репетиций. А балеты ведь бывают разные: легкие и трудные. Марго полагала, что в “Жизели” она уступает другим балеринам, нервничала, плакала. Я утешал и по мере возможности давал ей советы. Позже, в “Лебедином озере” она была куда увереннее, – рассказывал в интервью Нуреев. – Мы могли спорить, но в целом всегда понимали друг друга».

О том, какие отношения связывают Марго с ее молодым партнером, в свое время захотел выяснить и английский журналист Дэвид Уигг: «…Я не был бы удивлен, если бы передо мной появилась надменная, капризная звезда, но нет. Марго незаметно проскользнула на свое место и за два часа общения очаровала меня. Миниатюрная, темноглазая красавица, с тонким чувством юмора, жизнелюбивая, умеющая слушать собеседника, застенчивая – такой предстала передо мной Марго Фонтейн. Заказав котлеты из телятины и овощной салат, здесь же, за обедом она поведала мне о своем отношении к Рудольфу:

– Я восхищаюсь им, как человеком. Думаю, тот, кто покидает дом для того, чтобы сделать себя, развиваться, учиться, обладает большим мужеством. Мне всегда казалось, что Рудольф тоскует по семье. Он очень прямолинейный человек, не знает, что такое лицемерие и ложь. И когда я задаю ему какой-либо вопрос, я должна быть готова к тому, что Нуреев ответит то, что думает, даже в том случае, если это меня заденет».

А вот что Дэвид Уигг написал, пообщавшись с самим танцовщиком: «Он, как и Марго Фонтейн, ясно дал мне понять, что вся химия и электричество между ними начинаются и заканчиваются на сцене. “Все, что противоречит моей работе, все, что останавливает меня на пути, должно быть снесено бульдозерами. Романтика – это хорошо. Но мой роман – это мой танец, – говорил Нуреев. – Это все для меня; мое прошлое, настоящее и будущее. Это моя религия”».

Рудольф как-то признался, что у него мало времени для развития долгосрочных и прочных отношений: «Я думаю, работа создает человека. Все остальное вторично. Мой девиз: “Все рано или поздно предает тебя – только твоя работа предает тебя последней”».

Мередит Дейнман, бывшая танцовщица Королевского балета, подруга Марго Фонтейн и автор ее биографии рассказывала: «Марго говорила: “Какое счастье, что у меня была карьера. Она требует значительной концентрации, а это помогает в критические моменты”. И еще она неоднократно успокаивала себя: “Я сделала верный выбор, когда отказалась от мысли о рождении детей. Это было бы несправедливо по отношению к ним. Мало того, что я вечно пропадала бы на репетициях и гастролях, так еще и общество оказывало бы на них давление, донимая вопросами, вроде: “Ты хочешь танцевать, как твоя мамочка?” – Все свои сбережения Марго потратила на уход за мужем. Она усаживала Тито в инвалидную коляску и привозила на вечеринки, на которых собирались сливки общества. Как-то, когда заболел мой муж – его тоже парализовало – она сказала мне: “Теперь ты понимаешь, каково быть Марго Фонтейн”».

В 1963 году на сцене Королевского театра Ковент-Гарден состоялась премьера балета «Маргарита и Арман». Литературная основа – роман прославленного французского писателя Александра Дюма, «Дама с камелиями». История гласит, что английский балетмейстер Фредерик Эштон задумал этот балет специально для Марго. Вместе они прошли долгий путь как коллеги, как творцы. Он – в качестве постановщика, она – как муза и балерина. Вопроса о том, кто будет танцевать партию Маргариты Готье, не стояло. Понятно было и то, что лучше Нуреева роль Армана Дюваля не исполнит никто в театре. Немаловажно, что музыкальной основой балета стала музыка Ференца Листа[46]. Эштон находил удивительное сходство между Листом и Рудольфом в части пылкости и романтизма.

«Эштон – спокойный, интеллигентный и тонко чувствующий человек – не любит работать над хореографией, пока не узнает и не поймет материал, с которым имеет дело. И тогда он способен использовать все свои и чужие возможности. Мне чрезвычайно понравилось сотрудничать с ним», – писал в «Автобиографии Рудольф Нуреев.

После ошеломительного успеха, который принесли его балету Марго и ее молодой партнер, Фредерик категорически запретил кому-либо еще исполнять партии Маргариты и Армана. Только после смерти Фонтейн – в 1991 году и Рудольфа – в 1993, хранители наследия Эштона доверили роль Марго балерине Сильви Гиллем. В свое время именно Рудольф Нуреев благословил свою ученицу Сильви, объявив ее этуалью Парижской оперы, привел на Лондонскую сцену и представил Марго Фонтейн. Именно благодаря Нурееву Сильви стала одной из самых ярких и любимых балерин английской публики. И все же это была уже совершенно другая, не похожая на Фонтейн Марго.

Пятнадцать лет на двоих, работа на величайших сценах мира. Пятнадцать лет репетиций и триумфов, негромких диалогов и оглушительных оваций. Думала ли супруга посла, что, встретив Рудольфа, она как балерина перейдет на новый уровень? Появившись в его жизни неожиданно, Фонтейн уходила из нее постепенно. Ей приходилось нелегко: в 1965 году на мужа Марго, посла Панамы в Великобритании Тито (Роберто) де Ариаса было совершено покушение, после которого он двадцать шесть лет, до самой своей смерти был парализован. По вечерам, создавая для публики сказку, купаясь в овациях, отогревшись под розовым светом Ковент-Гардена, Марго уходила домой – туда, где ожидала ее суровая реальность. Она ухаживала за супругом, оплачивала счета, покупала лекарства. В своей книге «Я, Майя Плисецкая» Майя Михайловна вспоминала, как Марго сказала однажды, что будет танцевать до тех пор, пока силы не оставят ее, – нужны деньги «на мужнино лечение».

Когда Фонтейн похоронила Тито, осталась умирать от рака на своей ферме в Панаме. Пришла пора позаботиться и о ней. Тайный поклонник (так думала Марго) ежемесячно присылал ей деньги и лекарства. Почему она не подумала о том, что этим поклонником был Рудик?

Глава восемнадцатая

Удовлетворяя амбиции

Богатый, знаменитый, независимый, скандальный Нуреев был исключительной находкой для желтой прессы. Шелкоперы не упускали возможность подсчитать его деньги, не стеснялись подсматривать в окна его квартир, дежурили в борделях, которые артист посещал.

«Эта шумиха меня, скорее, огорчала. В России она никогда не достигала такого уровня. И конечно, возникали всякие истории, в которых информация обо мне была сильно искажена. Естественно, мне это не нравилось, и я пытался отвадить прессу, отказывался с кем-либо разговаривать, грубил и очень скоро приобрел репутацию сложного и неприятного человека. Помимо всего прочего, я не хотел, чтобы моим коллегам