chitay-knigi.com » Разная литература » Не проспать восход солнца - Ольга Капитоновна Кретова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 107
Перейти на страницу:
Федоровна. — Быстро же ты у Изаксона начинаешь хлеб отбивать!

Я, конечно, с товарищем Изаксоном незнаком лично и фамилию его в первый раз слышу. Промолчал. Матрена Федоровна мое молчание поняла, поясняет, кто он, откуда, какой выдающийся конструктор...

Поговорили еще о разной технике, о колхозных делах и о личных заботах. Она интересуется, как у нас с домашним обзаведением, не думаем ли покупать шифоньер, а то, мол, в сельпо уже есть восемь заявок, можно еще приплюсовать. Я отвечаю, что с шифоньером пока обождем, еще не заработали, что в него вешать, все на новый дом откладываем. А вот леску не отпустит ли колхоз да шиферу? Она отвечает:

— С кровлей пока трудно, сам знаешь. А лесу дадим. Пенсионерам и молодоженам в первую очередь.

Кажется, все обговорили. Но у Матрены Федоровны такая привычка: если она собрание закрывает или на поле, на току, на ферме, на улице побеседует с людьми, даже хоть с одной какой-нибудь старухой, обязательно на прощание спросит: «Есть еще вопросы к председателю?» И пока не убедится, что все до конца ясно, до тех пор не уйдет.

Вот и ко мне она так обратилась:

— Есть еще вопросы?

Меня вдруг будто кто за язык потянул:

— Матрена Федоровна, правда или нет: если бросить ужа в костер, он маленькие ножки выпускает, как шасси у самолета?

Удивилась она очень:

— В костер? Живого?

Я поясняю:

— Ребята говорят: если сначала прибить вилами, а потом кинуть дохлого, ничего не выйдет, не скажет ног.

Еще больше удивляется:

— Что это ты, Василий? По какому поводу у тебя такие странные фантазии?

Тут я и ляпни:

— Да я, Матрена Федоровна, ужака запрессовал! — И осклабился от уха до уха, даже сам почувствовал, какая дурацкая получилась рожа.

Матрена Федоровна стоит как вкопанная, смотрит на меня во все глаза, будто не узнает. Потом покачала головой, говорит с укором:

— Бросать в огонь живое существо, хоть оно и гад, — это первобытное зверство и варварство. А прессовать... — Молчит, слов не находит.

А меня уже стыд до самых пяток прожег.

— Эх, Василий, Василий, не ожидала от тебя такой несусветной глупости!

Я голову понурил, сам себе противен. Матрена Федоровна опять заговорила, тихо, рассудительно:

— Ты подумай только, что может на ферме случиться. Ведь там женщины работают. И, бывает, некоторые в положении... Развяжет она тюк, увидит ужака — испугается. А если, не видя, ухватит скользкое...

У меня по спине будто холодный ужак прополз, всего передернуло. Ведь и моя Роза тоже доярка! Спрашиваю упавшим голосом:

— Что же теперь делать?

— Вот этого я не знаю. Ты натворил, теперь сам думай, как исправлять.

Говорит серьезно, смотрит строго, а губами прижимает улыбку. Не поймешь, то ли она вправду мне приказывает выход искать, то ли шутит.

С тем и уехала, оставила меня в недоумении...

Оглядел я луг. Нельзя ли что-нибудь придумать? Вижу — безнадежно. Весь ряд уже в скирд свезен. А если бы и нет?.. Положение как у того вора из рассказа Конан Дойла, что заставил гусака проглотить голубой карбункул, а потом не мог его опознать. Гусаки все одинаковые. Поди угадай, какой из них с драгоценной начинкой. Пока не распотрошишь, ничего не известно.

В этот момент я подумал: «А что, разве тогда рентгена не было? Просветить бы надо...» И самому стало смешно: вор гонит стадо гусей на рентген! Потом другая мысль. Чудной все-таки язык у англичан: по-нашему «карбункул» — это самый вредный чирей, а по-ихнему — драгоценный камень.

Отвлекся немного этими посторонними мыслями. Продолжаю работать. Нет, опять внутри засосало. Всякие старушечьи басни на ум лезут. Бабушка уверяет: если беременная женщина от испуга ахнет, у ребенка будет родимое пятно. Что ее испугало, то и оставит свой знак. Есть в селе одна девчонка, у нее возле правого уха вроде мышонок прижался. Рыженький, мохнатый. Этим фактом и козыряют. Говорят, у матери в волосах летучая мышь запуталась, когда она вечером белье с веревки снимала. Вот дремучая темнота!

Какую, однако, мету ужак оставит? Может, два клейма, как у него на голове? А что, если моя Роза...

Промаялся так до захода солнца. Приехал домой. Розы нет. Она на вечерней дойке.

У нас в шкафчике поллитровка была припасена для всякого непредвиденного случая. Хватил я, сижу, хлебом с чесноком закусываю.

Входит Роза. Взглянула на эту картину, спрашивает тактично:

— С горя, Вася, или с радости?

Она у меня такая, справедливая. Зря шуметь не станет. Сначала разберется.

Не решился я в своей дурости признаться, говорю:

— В работе напортачил.

Она успокаивает:

— Не расстраивайся, Васек. С каждым может случиться. Помнишь, как у меня теленочек пал?

Еще бы не помнить! Через того паршивого телка я весь месяц, а может и дольше, как кролик ходил — красноглазый: недосыпал. Коровы телиться начали, Роза и упустила одного, слабенького. Плакала, рекой разливалась. Во-первых, жалко, во-вторых, от людей стыдно. Поддразнивают: «Долго, молодайка, нежишься». Так она вскочит среди ночи и бежит на ферму, а я сзади плетусь. Иной раз хочется сказать с досады: «Хоть бы они все передохли!» Однако молчу, терплю. Назад идет успокоенная. Обниму ее за плечи. Хорошо нам. А к пяти утра ей на дойку.

Про ужака я ни Розе, ни единой живой душе не сболтнул. Сначала немного беспокоился: не ославила бы меня Матрена Федоровна. Нет, молчит, вроде забыла.

Село наше на крутом взгорье. Вся заречная сторона, со своими лесами и перелесками, со своими лугами, как на ладони. Тот злополучный скирд я среди других нашел и крепко приметил. Решил вести за ним наблюдение. Может, на мое счастье, уйдет в госзакуп или конезавод его приторгует. Да где там!

Пришла моему скирду очередь только в декабре. Вижу, грузят его и подают — куда бы вы думали? — на молочнотоварную ферму!

Вечером я говорю жене:

— Розочка, разбуди меня завтра, как сама встанешь. Мне надо проволоку из-под тюков собрать, я за нее материально ответственное лицо.

Получилось почти правдоподобно. Мы в колхозе боремся за бережливость, чтобы никто даже обрывок веревки где попало не бросил.

На ферму пришли вместе, еще до света. Я сразу к тюкам. Развязываю, проволоку для порядка в кучу складываю. Сено перетряхиваю. Наготовил большой ворох. И — домой: доспать часок. Мне-то в мастерскую на ремонт к восьми.

На другое утро я опять возле своих тюков. И на третье, и на

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 107
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности