Князь был осведомлен о трагедии, пережитой дочерью четырегода назад, о гибели Эрика фон Тауберта. Однако хоть страшные воспоминанияпорой и тревожили ее сны, заставляя верить, будто она никогда не забудетпредмета своей первой сердечной страсти, Лисонька с радостью подчинилась выборуотца и обручилась с богатым хорошим человеком, соседом Измайловых по имению.Князь Румянцев искал в сем браке любви и выгоды в равной степени; Лисонькажелала любви и устроенной женской судьбы, поскольку была из тех бойкихбарышень, неуловимых кокеток, которые таковыми лишь кажутся, а наяву их идеал –сделаться верной супругою, доброй хозяйкою и чадолюбивой матерью; отец былвесьма доволен раскладом дел. Однако сейчас он не мог не понимать, чтоположение, устраивающее Лисоньку, неприемлемо для ее двоюродной сестрицы; и,принимая ее у себя, возобновляя родство, он, пожалуй, немало осложнит течениежизни своей и дочери, ибо в этой сероглазой женщине подспудно тлел некийбеспокойный огонек, в любой миг могущий обратиться в пожар. И не только спалитьее, но и обжечь всех стоящих вокруг. И, хотя князь был мастер и любительсохранять отношения родства и приязни, он украдкою лелеял надежду, что подальности расположения Измайлова и Любавина их общение не будет слишком частым!

Князь с особенной пристальностью присматривался к Елизавете,потому что узнал от дочери, что именно она страстно любила его сына и готовабыла с ним обманно венчаться. Всяческие зародыши авантюризма давным-давнопогибли в натуре князя, его не могли не возмущать в женщине этакие отважность,изобретательность и попрание старозаветных правил, и все же, положа руку насердце, он признавал, что по сочетанию лютой гордости и самой нежнойчувствительности, по тайной пылкости своей Елизавета напоминала ему Алексея;несомненно, эти двое вполне подошли бы друг другу, когда б жестокая судьба неотбросила их далеко-далеко друг от друга, превратив некогда непригляднуюЛизоньку в прелестную графиню Строилову, а Алексея Измайлова оставив в чужой,каменистой земле...

Князь думал, что слезам, которые он пролил по сыну, давнопришел конец, но нет, они не иссякли. И горе его сердца на сей раз смягчалосьлишь тем, что он был не одинок: две дочери обнимали его, две дочери утирали егослезы, вместе с ним оплакивая Алексея!

* * *

Право, то был день бесконечных слез! Но если при сестре идядюшке Елизавета порою могла заставить себя отвлечься, успокоиться, то,пустившись в обратный путь, она уже не осушала глаз. Несмотря на просьбыпомедлить, еще погостить, она рвалась в путь. Ей необходимо было остатьсяодной, чтобы дать волю горю, умыться слезами. Потому что, оказывается, она и непредставляла прежде, сколь многое значило для нее то роковое венчание.

Она стыдилась его и гордилась им. Она избегала еговспоминать и лелеяла эту память. Она не была безутешной святошей и не моглапроклинать себя за Хонгора и Леонтия, за Сеид-Гирея и Вольного – за всехдругих, которых любила долго ли, коротко, хотя и знала наверное: Алексей –единственный, кто прошел в ее жизни светлой тенью. Но его уже нет. Значит, какни болит душа, вновь и вновь обречена она искать невозможное счастье.

Она была столь погружена в печальные размышления, что незамечала пути, и с немалым изумлением обнаружила, что день идет к исходу, а ееповозка уже катит по окраинным улицам Нижнего. До дому оставалось едва липолверсты, как вдруг Елизавета, высунувшись, крикнула кучеру свернуть наИльинскую. Вскоре повозка остановилась на юру, где, открытая всем ветрам,светила куполами маленькая ладная церковка.

Елизавета приникла к окошку. Ей казалось, стекло туманитсяот дыхания; и она протирала его, досадуя, что никак не может стереть дымку, аведь это слезы туманили ей взор. Думала, все будет проще: войти в церковь,спросить про книги за тот год...

Словно нарочно, церковь оказалась закрыта. Какой-то человекв длинном плаще и треуголке, надвинутой на лоб, долго стучал в двери и отошелни с чем, стал на взгорке, задумчиво глядя вдаль. В тот августовский вечер,вспомнила Елизавета, здесь бушевала буря, хлестал дождь, река ярилась во тьме,а сейчас землю запорошило, все сделалось нарядным и умиротворенно-белым,холодный сизо-розовый закат поигрывал в небесах, Волга, серая волчица, неспешнобежала меж берегов...

Незнакомец наконец оторвался от созерцания реки,перекрестился на купола, отдав поясной поклон, и пошел к своей карете, стоявшейпоодаль, которую Елизавета прежде не заметила. И плащ его, и повозка былизаляпаны грязью: верно, приехал издалека.

Елизавета тоже сделала знак Лавру: трогай! Откинулась наспинку сиденья, вздохнула безнадежно: «Господи, спаси! Дай мне все забыть!» –прикрыла усталые от слез глаза.

Коротко ржанули лошади, кучера обменялись угрюмыми взорами,кареты разъехались. Елизавета подумала, что, наверное, ей одной не под силубудет осуществить свою цель. Здесь надобен хитрый, опытный вор, ловкая рука.Пожалуй, не обойтись без Вайды. Да, именно Вайда – вот кто ей нужен в этомделе!..

Она погрузилась в свои планы и уже забыла о незнакомце, неподозревая, что жестокая судьба только что вновь поиграла с нею.

С невестами в Любавине дело обстояло худо. За год, минувшийпосле смерти графа-охальника, подросли нетронутые девки, но все ж парнейоказалось больше. А загулявшие холостяки, а вдовцы?.. Вдобавок подступал новыйрекрутский набор; и хоть графиня повелела без очереди отдавать в рекрутыпьяниц, воров и гуляк, а также ударившихся в раскол, все равно женихов былизбыток. Забавно, что при этом имению грозила рекрутская недоимка: Елизаветебыло жалко отдавать в солдатчину своих хороших работников, да и невыгодно –отданные в солдаты делались свободными, стало быть, для имения потерянными.Староста собрал сельский сход, на который Гребешков явился с предложениемдокупать рекрутов по другим имениям: графиня, мол, готова добавить не менеесемидесяти пяти рублей за душу, если и мир скинется. Крестьяне кланялисьгоспоже в ножки за такую милость, хотя решиться на нее оказалось для Елизаветыневыносимо трудно. Покупка и продажа людей были самым обыкновенным делом, но унее с этой торговлей были свои отношения после блаженной памяти Эски-Кырыма. Ивсе же Елизавета понимала: у той жизни, которой она теперь живет, свои законы,никуда не денешься! Взяла она только за правило – при покупке и продаже никогдане разрушать семей, не разлучать родных, не продавать людей ради выгоды, недарить их на именины или в знак приязни, как велось. Но жизнь то и дело ставилаперед нею новые задачи. Вот хоть бы с теми же невестами! Приходилось прикупатьдевок в округе. Для этого Елизавета только ссужала деньги, а ездил по торгамуправляющий. Но когда к ней пришел понурый, похудевший и присмиревший Северьяни, едва сдерживая слезы, признался в страстной любви к шубинской крепостнойдевке Лукерье, Елизавета растерялась.