Этот русский старик, до гроба преданный господам своим,чудился ей кем-то вроде персонажа трагедии Еврипида, слугою рока, посланникомсудьбы, вестником бед. Он своим фонарем нечаянно заманил Елизавету в Измайлово,коего она не достигла бы, даже если бы искала нарочно. Он, почти без расспросовс ее стороны, открыл печальную тайну сего дома, чуть ли не с порога сообщив тоединственное, что волновало ее в жизни. И зачем теперь отворил он дверь вмавзолей матери Елизаветы, когда она хочет уже не возврата к прошлому, а лишьволи отчаянию своему, облегчения в слезах? Не лучше ли остаться в коридоре, нелучше ли пройти мимо этой двери?..

– Что же вы, графинюшка? – заскрипела тьма голосом Никиты. –Пожалуйте сюда!

И, повинуясь чему-то более властному, нежели этот старческийголос, повинуясь новому приказу судьбы, Елизавета переступила порог.

Пламень свечи неровно озарял тюлевые занавеси, хрустальныефлаконы на туалете, полог над широкой кроватью, тяжелые старинные шкафы. Тусклоблеснуло зеркало, и Елизавета отвернулась, до дрожи испугавшись того, что моглабы увидеть в его глубине.

– Вот, – Никита, привстав на цыпочки, поднял свечу, – вотпортрет княгини-матушки!

Елизавета, с покорностью мученика, ведомого на казнь, повелавзором по тщательно выписанным складкам жемчужно-серого роброна, округлой руке,унизанной перстнями, по голым плечам, выступающим из черной собольей оторочки;скользнула к буколькам вороненого парика, блестящим черным очам в обрамлениикруто загнутых ресниц, к мягким, улыбчивым губам... Сиянье радости и красотыярче свечи озаряло сей чудный, томный образ, глядящий из глубины лет!

Портрет был великолепен. Но почему же так вскрикнулаЕлизавета, почему заслонилась дрожащей рукою, почему задохнулась и вдруг, кужасу и остолбенению Никиты, рухнула на пол без памяти?

Портрет был великолепен... С полотна почти тридцатилетней давности,из обрамления старомодных одеяний и украшений взглянуло на нее юное, нежное,очаровательное, родное личико Лисоньки!

* * *

Потом ей казалось, что бесчувствием было охвачено лишь телоее, но не разум, ибо, придя в себя, она ощутила необычайную четкость мыслей,словно Некто Всемогущий проник в хаос, царивший в ее сознании уже который год,и преодолел, преобразовал его, расставив все по своим местам; так что все,прежде скрытое тьмою, было теперь ясно высвечено и обнажено... Приходилось лишьизумляться, что она не видела сего прежде.

Боже милостивый! Так вот почему такой ужас отразился в очахНеонилы Федоровны, когда венчанная жена Алексея открыла ей свое лицо! Вотпочему она рухнула замертво! Подстроив западню для ненавистных Измайловых, онауловила туда свою дочь, ибо Елизавета была ее родной дочерью... Несчастнуюсразило даже не потрясение от свершившегося – скорее осознание, что рок, судьбанепреодолимы, что человек жалок и бессилен в своих попытках противиться им, онивсегда посмеются над ним.

Елизавета вновь поразилась крепостью брони, в которуюзаковала себя ее мать во имя мести. Лишила любви дочь свою, обездолила и себя,и ее, надеясь, что рано или поздно потешит душу на обломках чужого счастья... Освоем-то уже не думала! И только раз – уже после смерти! – встала на защитусвоего дитяти, не одна, а вкупе со всеми теми, кого некогда вывела из подземныхкрымских темниц перепуганная, ничего не понимающая Рюкийе-ханым. Если Елизаветепрежде казалось, будто награждена она лишь проклятиями призраков, то теперьоткрылись их расположение, благословение, постоянная забота о ней. Таинственныймир отдал Рюкийе свой долг! Все квиты. Она вновь отправляется одна по новойдороге...

Нынче так много выяснилось, что, казалось, не остается вжизни ни одной загадки! Правда, странным было, почему мать отдала именно ейродовое измайловское колечко? Впрочем, наверняка и сие вскоре прояснится! Нодаже и эта мучительная прежде тайна разом утратила свою важность. Главным былоиное. И даже не то, что лелеемые Елизаветою надежды на отцовские объятияразвеялись без следа, что княжной Измайловой оказалась Лисонька. В новом своемпросветлении чувств и мыслей Елизавета вдруг осознала, что начинала становитьсяна путь Неонилы Федоровны – путь неприязни, ожесточенности, отстранения,недоброго равнодушия по отношению уже к своей дочери. К Машеньке! АТатьяна-то... Татьяна сказала, что надо назвать ребенка в честь Неонилы... Она,стало быть, знала? И не разубедила Елизавету, опасаясь ранить ее слишкомбольно?

Елизавета прогнала тоску, стиснувшую сердце, и заставиласебя вернуться к прежним мыслям. В них была холодноватая расчетливость, преждеею незнаемая, несвойственная ей. Ведь никогда прежде ей и не приходилось думатьо спасении своего дитяти!

А сейчас речь шла именно об этом.

Мало воротиться домой и открыть сердце свое дочери!Елизавета вдруг поняла, что Машенька не имеет права на имя и наследствоСтроиловых; да и она сама – если на то пошло, потому что брак Елизаветы иВалерьяна не мог считаться действительным. Если прежде Елизавете оправданиеммогло быть венчание с единокровным братом, кое не признала бы церковь, тотеперь выяснилось, что она – преступница, двоемужница, от живого супругавторично обвенчанная... А значит, не графиня Строилова!

Ей казалось, что мысли эти – обоюдоострый нож, которым онасознательно и трезво отсекает от сердца все связи с прошлым, с горькой иненужной, святой своей любовью. Она резала по живому, но иначе было нельзя.Невозможно!

Никто и никогда не должен узнать, что 29 августа 1759 года вИльинской церкви свершилось венчание Алексея Измайлова и Елизаветы Елагиной. Даи кому знать? Неонила Федоровна умерла. Николка Бутурлин убит вСанкт-Петербурге. Погиб в Сербии Алексей... Батюшка, их венчавший, тожепреставился (Елизавета случайно об этом прослышала, еще когда летом разъезжалапо пожарищам). Живых свидетелей того венчания нет. Осталось найти в церковнойризнице книги, что велись в 1759 году, и любой ценой уничтожить роковую запись.И тогда... Тогда останется в живых только память ее сердца. Вечная, неизбывнаяболь!

Ну, что же! Надо и это одолеть. Если ее мать смогла вырватьсердце из груди во имя мести, то ради своей дочери Елизавета тоже сможет сиесовершить. Она ведь всю жизнь знала, что их счастье с Алексеем преступно,невозможно, так что же изменилось?

Ничего! Но почему новая слеза жжет твое лицо, Елизавета? Очем ты плачешь? Или смутно прозреваешь, что любви не избудешь, как ни старайся,как ни рви душу, как ни холоди сердце?..

Легкий шорох вырвал Елизавету из оцепенения. Только теперьона поняла, что слышит его не впервые, что рядом, пока она думала своюпечальную думу, все время кто-то был.

Никита, наверное. Надо найти в себе силы встать ираспрощаться с этим домом до возвращения хозяев!