– Ах, ну да, конечно же, – вежливо промолвила Амалия. –Всего доброго, месье. Если вы что-нибудь услышите об Антуане Валле, прошу вас,дайте нам знать.

Мезондьё заверил их, что он ничего в жизни не желает так,как помочь родной полиции найти преступника, который втерся к нему в доверие. Иведь подумать только, у этого Валле был такой скромный вид!

– Ну, внешность часто бывает обманчива, профессор, –ответила Амалия, улыбаясь каким-то своим потайным мыслям. – До свидания, месьеМезондьё.

Сарданапал, приоткрыв глаза, смотрел, как Амалия уходитвместе с Рейно – изящная, стройная, гибкая. Но еще долго в комнате чувствовалсятонкий запах ее духов.

5

– Поезд на Лион отходит через пять минут! Пять минут доотправки поезда на Лион, дамы и господа! Прошу вас занять свои места!

Пять минут…

Он сложил газету, окинул взглядом попутчиков. Ни одногоинтересного лица. Достал часы из жилетного кармана, взглянул.

Уже три минуты.

Пар, сутолока, локомотив готов тронуться с места, кондукторходит вдоль вагонов, озабоченно косясь на вокзальные часы.

– Поезд отправляется! Сударыня, поезд отправляется!

…Пожалуй, больше всего на свете он любил это мгновение –когда состав, кряхтя, отправляется в путь. Сначала вздрагивают вагоны, потоммедленно начинает уплывать назад здание вокзала, потом…

Перестук колес, поля, равнины, мосты.

Новые города.

Свобода.

А ведь еще его дедушка и бабушка не знали, что такоежелезная дорога. «Отличная все-таки вещь этот технический прогресс», – смутноподумал он, разворачивая очередную газету.

Политика. Русский царь заявил… а германский канцлер… аавстрийский император…

Скучно.

Он хотел сложить газету – и внезапно услышал возле себячье-то тяжелое дыхание. Это была не то одышка, не то сопение, которое издавалодовольно неповоротливое и крупное – во всяком случае, для особей своего рода –существо. И помимо всего прочего, он отлично знал, кто именно мог так дышать.

Но это совершенно невозможно!

Тем не менее он медленно, очень медленно опустил глаза – иувидел возле своего ботинка черный нос, свисающие до пола уши и пятнистоетуловище на странно коротких лапах.

– Добрый день, месье, – сказала Амалия Корф.

После чего села рядом, не отпуская поводок.

– Простите, сударыня, мы знакомы? – пролепетал ее сосед.

Это был молодой брюнет самой обыкновенной, самой неприметнойвнешности, словно нарочно созданной для того, чтобы ее обладателю было легчезатеряться в толпе. Не красавец и не урод, роста не высокого и не низкого,словом, человек, каких при желании можно найти в одном только Париже десяткитысяч, если не сотни.

– Я полагаю, да, месье Бернар, – ответила Амалия. – Вы ведьОгюстен Бернар, не так ли?

Брюнет ничего не сказал, но слегка отодвинулся от нее к окну.Сарданапал шумно вздохнул и улегся у ног Амалии.

– Мне кажется, мы все-таки незнакомы. – Брюнет улыбнулся,одновременно бросив быстрый взгляд в сторону прохода.

– Как Антуана Валле я вряд ли имела честь вас знать, –задумчиво уронила Амалия. – Но зато как Фредерик Мезондьё вы успели произвестина меня впечатление. Не стоило вам бросать собаку – в конце концов именно онапомогла мне найти вас. Вы отлично умеете запутывать следы, но животное с такимтонким нюхом не обманешь.

– Ах, черт! – пробормотал лжеученый, он же лжеслуга. –Только не надо возводить на меня напраслину, сударыня. Я никого не бросал, яоставил собаке достаточно еды, а завтра вернулся бы болван Мезондьё, он быпозаботился о Сарданапале.

– Вы чертовски предусмотрительны, – заметила Амалия. – Так идолжно быть, впрочем. Итак, как все было? Вы решили присмотреться к особнякумоей подруги и с этой целью устроились слугой к ученому, который жил на той жеулице?

– В общем, да, – подтвердил Бернар. – Кто станет подозреватьнеповоротливого старика со старой собакой, даже если он по полчаса торчит возлеодного и того же особняка?

– Но пока вы бродили вокруг да около, господин Валевский,известный своим решительным нравом, опередил вас, – усмехнулась Амалия. –Однако и тут вам повезло. Выбрасывая драгоценности из окна, он не заметил вас,что и немудрено. Полагаю, вы все-таки старались, чтобы из особняка вас незаметили.

– Да, в какой-то мере мне повезло, – согласился Бернар. –Однако это везение, как понимаете, создало для меня некоторые неудобства.

– Почему вы не бежали с драгоценностями сразу же? – спросилаАмалия.

Огюстен Бернар пожал плечами:

– Я не мог бросить собаку. Надо было купить ей еды про запаси… И потом, мне в голову пришел отличный фокус. Я не сомневался, что вор явитсяко мне гораздо раньше полиции.

– А когда к вам слишком быстро пришла настоящая полиция, выперегримировались и изобразили рассеянного ученого, – подхватила Амалия. –Чемоданы, которые вы собирали, вы выдали за чемоданы человека, который толькочто вернулся из путешествия. Ничего не скажу, ловко придумано.

– И все-таки вы обо всем догадались, – усмехнулся Бернар, непереставая зорко следить за Амалией. – Получается, я где-то допустил ошибку?

– Да. К примеру, вы сказали, что платили слуге мало. Однаконастоящий скряга никогда не считает, что кому-то недоплачивает. Напротив, ондумает, что это в порядке вещей. Затем вы заявили, что только что вернулись изЕгипта, но для человека, который приехал из жаркой страны, у вас слишкомбледная кожа.

– Ах, черт, – пробормотал расстроенный Бернар, – об этом яне успел подумать! Ладно, в следующий раз учту.

– Даже если бы вы это учли заранее, – отозвалась Амалия, – ябы все равно поняла, что вы вовсе не Мезондьё.

– Это почему? – насупился вор.

– Из-за Цереры. Вы сказали, что Церера – богиня весны удревних римлян. На самом деле она богиня земледелия. Богиню весны зовут Флора.Как мог такой крупный ученый, как Мезондьё, не знать элементарных вещей?

– Сдаюсь, – вздохнул Огюстен. Странно, но почему-то теперь,когда все разъяснилось, он уже не боялся этой красивой, загадочной и, как онтолько что понял, непростительно умной дамы. – Но у меня есть смягчающееобстоятельство: мне пришлось действовать экспромтом. Пари держу, что Рейно, кпримеру, ничего не заподозрил.

– Что говорить о Рейно, если вы даже Валевского сумелипровести! Но учтите, он обидчивый малый и наверняка попытается вам отомстить.