– А Бернар? – внезапно спросил мошенник. – Кто вам сказал,что это был именно я? Или вы решили, что никому другому это и в голову прийтине могло?

– О нет, – пренебрежительно отозвалась Амалия. – Необольщайтесь, сударь, но сама проделка довольно заурядная. Просто Валевский,передавая свой разговор с вами, упомянул, что вы вздрогнули и переменились влице, когда он назвал имя Бернара. Он-то не обратил внимания на этот факт, ну ая обратила. Кроме того, по поводу вашего замечательного грима я вспомнила, чтоОгюстен Бернар когда-то был актером в провинции.

– И не только, – улыбнулся Огюстен. – Я еще и в циркевыступал.

– Ну да, ну да, – кивнула Амалия. – Поэтому вам не составилотруда казаться то выше, то ниже. Достаточно было лишь двигаться сгорбясь, какстарик, или, наоборот, держаться прямо, расправив плечи. Да и очки, конечно,сильно меняют лицо. А теперь отдайте мне драгоценности.

– У меня их нет. – И вор улыбнулся еще шире.

– Месье Бернар, – сказала Амалия спокойно, – я надеюсь, выне думаете, что я для того выслеживала вас, чтобы прокатиться в вашем обществедо Лиона. Моя подруга очень дорожит этими вещами, это фамильные драгоценности,которые передаются в ее семье из поколения в поколение. И вы мне их вернете.

– Боюсь, это невозможно, – отозвался Огюстен. – Я же сказал:у меня их нет. Больше нет.

Молодая женщина вздохнула.

– Вы их продали? – без гнева, без раздражения, совершеннобудничным тоном спросила она.

– Ну да, – лучась улыбкой, подтвердил Бернар. – Вашзнакомый, этот Валевский, так меня напугал, что мне не найти нужных скупщиков,что я поторопился избавиться от вещичек еще в Париже. Не повезло вам, сударыня.Столько труда – и все напрасно!

– Ну, это вряд ли, – отозвалась Амалия. – Во-первых, ясумела задержать вас и уже дала знать кому надо, так что на первой же станциивас арестуют. А во-вторых, драгоценности у меня.

– То есть как? – спросил ошеломленный Огюстен.

– Ну вы же не думаете, что я четверть часа беседовала тут свами лишь для того, чтобы помочь вам уяснить ваши промахи? – спросила Амалия, ивзор ее полыхнул золотом.

Огюстен некоторое время смотрел на нее, словно не понимая,на каком он свете, затем схватился за внутренний карман – и испустил слабыйстон, поняв, что тот пуст.

– Видите ли, – снисходительно пояснила Амалия, – вы непервый вор, с которым я общаюсь, и поневоле мне пришлось перенять кое-что извашего профессионального арсенала. А так – ничего особенного, обыкновеннаяловкость рук. Кстати, это, случаем, не ваши часы?

И она задорно качнула в воздухе теми самыми часами, которые– Огюстен был готов поклясться – всего несколько минут назад мирно лежали в егожилетном кармане.

Вор тяжело вздохнул и вскинул вверх руки.

– Сдаюсь, – объявил он. – Вы меня переиграли вчистую. Какловко вы обо всем догадались – просто потрясающе. Нет, в самом деле! Я горжусь,что именно вы поймали меня. Хотя на самом деле…

И в следующее мгновение он вскочил с места и, метнувшисьмимо Амалии в проход, с невероятной быстротой бросился прочь.

– Бернар! – крикнула баронесса. – Вам все равно не уйти!

Она хотела подняться, но оказалось, что неповоротливыйСарданапал запутал свой поводок вокруг ее ног. Собака мирно дремала.

– Сарданапал, – сердито проговорила Амалия, распутываяповодок, – знаешь, кто ты такой? Ты предатель!

Пес приоткрыл один глаз и протестующе гавкнул.

– Я понимаю, он о тебе заботился, – горячилась Амалия,возясь с последней петлей, – но он же преступник, пойми! А ты – сообщникпреступника!

Сарданапал в ответ только зевнул и устроился поудобнее, всемсвоим видом выражая снисходительное презрение к этим смешным людям, которыевечно устраивают переполох из-за каких-то пустяков.

Драгоценное время было безнадежно упущено. «Неужели уйдет?Да нет, из поезда некуда деваться… Или он попытается спрыгнуть на ходу?»

Амалия выбежала из вагона на открытую площадку длякурильщиков, которая моталась из стороны в сторону. В который раз недобрымсловом помянув про себя моду, предписывающую женщинам носить такие неудобные инепрактичные наряды, Амалия стала со всеми предосторожностями перебираться наплощадку идущего впереди вагона, когда услышала чей-то веселый голос:

– Госпожа баронесса!

Подняв глаза, Амалия увидела поезд, который шел попараллельному пути в обратном направлении. На крыше вагона сидел ОгюстенБернар. Сняв шляпу, он несколько раз взмахнул ею.

– Меня еще никто никогда не поймал! Можете гордиться – вамэто почти удалось! Счастливо оставаться!

И – мошенник эдакий! – имел наглость послать Амалиивоздушный поцелуй.

Составы разошлись. Лионский поезд засвистел и выбросилоблако пара. Он миновал канал, где под мостом плыла медлительная, какСарданапал, баржа, выехал на простор и прибавил ходу. Мимо бежали луга, поля,деревушки, сирень в цвету, – и над всем этим парила невидимая Флора, богинявесны.

Если в понедельник, около четырех утра, вам звонят в дверь,а потом начинают громко в нее барабанить и орать: «Откройте», то не ждите, чтоэто друзья, решившие принести вам свежие булочки к завтраку.

Я быстро накинула халат, добежала до домофона и посмотрелана экран. Так и есть! На лестничной клетке стоит милиционер.

– Кто там? – на всякий случай поинтересовалась я.

– Тань, открывай, – раздался знакомый голос, и рядом спарнем в фуражке появилась наша домоуправ и соседка Светлана Чернышева.

Я быстро открыла дверь.

– Извини, – забубнила Светка, когда я выглянула наружу, – импонятая нужна.

– Кому? – прикинулась я идиоткой.

Света поежилась и ткнула пальцем в квартиру, расположеннуюсправа от лифта.

– Ща ее вскрывать будут, по закону свидетели нужны.Нехорошо, конечно, было тебя будить, да больше некого. Рындины уехали в Египет,у Корольковых дети маленькие.

– Зачем к Лагутиным вламываться? – заморгала я. – Позвоните,Никита откроет.

Мент крякнул, а Светка спросила:

– Когда ты Лагутина последний раз видела?

– Ну… не помню, – призналась я, – раньше часто встречались улифта, а после смерти Тони с Яной он словно исчез. Хотя нет, вспомнила! Впрошлый четверг я столкнулась с Никитой в супермаркете, он по отделуинструментов бродил. Я так обрадовалась!