3

– Так я и знала, – произнес укоризненный женский голос. –Это опять вы!

Полицейский, которого угрюмый тип с размаху бросил на пол,осторожно поднял глаза. Сначала он увидел туфельки темно-розового цвета сбантами в золотую крапинку, затем подол светлого платья, расшитого розовым исиреневым, потом маленькую ручку, которая сердито стиснула веер слоновой кости.Взор полицейского поднялся выше, еще выше – и наконец достиг лица. Онопринадлежало хорошенькой белокурой молодой даме с карими глазами, которые то лиот солнца, то ли от весеннего воздуха казались в это мгновение почти золотыми.За спиной дамы виднелись очертания фортепьяно. На пюпитре стояли растрепанные ноты.Кроме дамы, в комнате находились еще трое – растерянный дворецкий, полицейскийРейно, тот самый, который столь нелюбезно приволок сюда своего коллегу, и ещеодна дама лет двадцати пяти в голубом платье, сидевшая на софе. За дверямикто-то всхлипывал и сморкался.

– Слесарь Монливе, – уронила дама в пространство. – Вы меняпоражаете, Валевский! Мне всегда казалось, что ваша специальность – вскрыватьзамки, но уж никак не чинить их.

Лжеполицейский, он же пан Валевский, подданный российскогоимператора, он же Васнецов, он же Красовский, он же Дюмурье плюс десяткаполтора других имен, мрачно покосился на нее.

– Должен признаться, сударыня, я просто сражен, – объявил онна чистейшем русском. – Вы всюду следуете за мной, как верная жена! Куда бы яни поехал, я непременно натыкаюсь на вас!

– Ну, если я и следую за вами, – парировала белокурая дама,– то уж в верности вы меня точно не заподозрите!

Валевский растерянно моргнул. Ах, ведь не зря же пробаронессу Корф говорят, что она за словом в карман не лезет! Но до чего женеприятно, что именно баронесса, в чьих сыщицких талантах он уже не раз имелнесчастье убедиться, вновь оказалась на его пути!

– Я не понимаю, Амалия, – беспомощно промолвила дама вголубом. – Ты что же, знакома с этим господином?

– О да, Мари, – сказала Амалия. – Это господин Валевский,авантюрист и проходимец, каких поискать. Кроме того, он польский патриот ибольшой поклонник Наполеона, в честь сына которого и взял себе имя[Имеется ввиду граф Валевский – сын Наполеона от Марии Валевской, так называемой«польской жены» императора.]. Помимо всего прочего, у господина Валевского естьособый талант – сколько его ни сажали в тюрьму, он всякий раз сбегал оттуда.Господин Валевский! Полагаю, вы уже знакомы с княжной Орловой?

– Совершенно верно, – кротко подтвердил пленник, поднимаясьна ноги и трогая распухшую скулу.

– А я-то думала, что он слесарь, – проговорила княжнаудрученно. – А он, оказывается, вместе с Николеттой захотел ограбить меня!

За дверью отозвались громким плачем.

– Николетта тут ни при чем, – хладнокровно возразилВалевский. – Не в моих привычках делиться, знаете ли. И вообще, если бы госпожабаронесса не наведалась к вам с визитом, вы бы никогда меня не нашли.

– Мы с Мари давние знакомые[Подробнее об этом можнопрочитать в романе Валерии Вербининой «Отравленная маска». ], – отозваласьАмалия с улыбкой. – Кроме того, я не верю в случайности. Когда в домепроисходит ограбление, а незадолго до этого в нем было постороннее лицо,чинившее замки, я сразу же начинаю подозревать его… А когда я увиделанеподалеку ваше честное открытое лицо, у меня отпали последние сомнения. Гдедрагоценности?

– Откуда мне знать? – отозвался ее собеседник. И вслед затем с непостижимой быстротой ринулся к окну.

Всхлипнуло и развалилось на части стекло, ахнул дворецкий,закричала княжна Орлова, – но Рейно успел в последний момент ухватить супостатаза сюртук и втащил его обратно в комнату. Амалия укоризненно покачала головой.

– Обыщите его, – велела она Рейно.

И как ни упирался Валевский, но мешочек с драгоценностямибыл у него изъят и передан княжне.

– Разрешите, я позабочусь о нем, сударыня? – мягко спросилРейно. Не то чтобы он страдал излишним служебным рвением – просто ему совсем ненравился этот тип, из-за которого Николетту, честнейшую девушку, заподозрили вворовстве. И Рейно, злопамятный, как все язвенники, решил, что просто так онэтого блондину не спустит.

– Разрешаю, – ответила Амалия после паузы. – Только запритеего понадежней. Надолго это, конечно, не поможет, потому что он опять сбежит,но все-таки постарайтесь.

Рейно кивнул и покрепче ухватил Валевского за руку, чтобы недать тому возможности вновь попытаться прыгнуть в окно или еще куда-нибудь, новнезапно в беседу вмешалась княжна Орлова:

– Амалия!

– В чем дело? – насторожилась баронесса.

– Это не мои украшения! Амалия, это совсем не они! Это нежемчуг, то есть не настоящий жемчуг… и не мое ожерелье с рубинами! Это дешеваябижутерия из большого магазина! Боже мой, Амалия, он обманул нас!

Баронесса обернулась к Валевскому, намереваясь потребовать унего объяснений, но изумление, написанное на лице вора, лучше всяких словговорило, что он тут ни при чем. Валевский перевел взгляд с расстроенного лицакняжны на стеклянные бусы, лежавшие перед ней на столике, и неожиданноразразился беззаботным мальчишеским смехом.

– Чертов старик! – проговорил он в перерывах междуприступами хохота. – Такой тихоня с виду и все-таки провел меня! Ну надо же! Иведь кто бы мог подумать, в самом деле!

– Что за старик? – уже сердито спросила Амалия. – И имейте ввиду, Валевский, вам придется рассказать мне все!

4

Дзззыыынннь! Дзыынннь!

– Наверняка он уже скрылся с драгоценностями, сударыня, –прошептал Рейно. – Если ему удалось обвести вокруг пальца даже такого, как этотВалевский… – Он поморщился, как от боли, и с удвоенной силой вцепился в звонок,который возмущенно взвизгнул и умолк. Сколько ни дергал Рейно, звонок больше неподавал признаков жизни.

Изнутри донесся сердитый собачий лай.

– Кто-то идет, – внезапно сказала Амалия.

Рейно приосанился и стиснул в руке полицейский свисток,чтобы в случае чего звать подкрепление. Свободной рукой он несколько разстукнул по двери, чтобы поторопить слугу.

– Боже мой, ну что такое, в самом деле… – С этими словамичеловек, находящийся внутри дома, открыл дверь.

Полицейский озадаченно моргнул. Стоявший на пороге оказалсявовсе не Антуаном Валле. Это был господин выше его, шире в плечах, а главное –гораздо моложе, лет сорока или около того. Он заметил Амалию, приосанился ипоправил очки.

– Прошу прощения, сударыня, но слуга, как нарочно, куда-тозапропастился, так что мне пришлось самому открывать дверь… кхм! С кем имеючесть говорить?