«Я в госпитале, — подумала Шаллан. — В отдельной палате».

Заглянул солдат, окинул ее изучающим взглядом. Палата, похоже, охранялась.

— Что случилось? — спросила она у него. — Меня отравили, верно? — На нее вдруг нахлынула тревога. — Кабзал! Он в порядке?

Солдат просто вернулся на свой пост. Шаллан попыталась выбраться из постели, но он тотчас же заглянул опять и сердито уставился на нее. Девушка вскрикнула против собственной воли и подтянула одеяло. Она по-прежнему была в больничной одежде, очень похожей на мягкую сорочку для принятия ванн.

Как долго она была без сознания? Почему ее...

«Духозаклинатель! Я отдала его Ясне».

В жизни Шаллан было немного моментов, когда она чувствовала себя такой же несчастной, как в последующие полчаса. Девушка провела это время, страдая от суровых взглядов, которые периодически бросал на нее солдат, и мучась тошнотой. Что же случилось?

Наконец в коридоре появилась Ясна. Она была в другом платье — черном, со светло-серой окантовкой. Она влетела в комнату словно стрела и, обронив всего одно слово, отпустила солдата. Тот поспешно удалился, и его ботинки стучали по каменному полу громче туфелек Ясны.

Принцесса вошла, и, хотя она не проронила ни слова, взгляд у нее был такой враждебный, что Шаллан захотелось спрятаться под одеялом. Нет. Ей захотелось спрятаться под кроватью, закопаться и выставить каменную плиту между собой и этим взглядом.

Она пристыженно опустила глаза.

— Было мудро с твоей стороны вернуть духозаклинатель, — ледяным голосом проговорила Ясна. — Он спас твою жизнь. Я спасла твою жизнь.

— Спасибо, — прошептала Шаллан.

— На кого ты работаешь? Какая обитель подкупила тебя, чтобы украсть фабриаль?

— Никакая, светлость. Я его украла по собственной воле.

— Если будешь их защищать, это плохо кончится. Я заставлю тебя рассказать правду.

— Это и есть правда. — Шаллан подняла глаза, испытывая прилив дерзости. — Я потому и сделалась вашей ученицей. Чтобы украсть духозаклинатель.

— Да, но для кого?

— Для себя! Неужели так трудно поверить, что никто мною не руководил? Неужели я такое жалкое ничтожество, что разумным кажется лишь предположить, что кто-то обвел меня вокруг пальца?

— Дитя, у тебя нет оснований поднимать на меня голос, — спокойно сказала Ясна. — А вот оснований знать свое место более чем достаточно.

Шаллан снова опустила глаза.

Некоторое время Ясна молчала. Наконец она вздохнула:

— Дитя, о чем ты только думала?

— Мой отец мертв.

— И что?

— Светлость, его не очень-то любили. Вообще-то, его ненавидели, и наша семья на грани банкротства. Мои братья делают хорошую мину при плохой игре, притворяясь, будто он все еще жив. Но... — Посмеет ли она сказать Ясне, что у ее отца был духозаклинатель? Этот поступок не оправдает Шаллан, зато может втянуть ее семью в еще более серьезные неприятности. — Нам требовалось что-то особенное. Преимущество. Способ быстро заработать деньги или... соз­дать их.

Ясна некоторое время молчала. Когда она снова заговорила, в ее голосе сквозило легкое удивление:

— Вы решили, что ваше спасение заключается в том, чтобы привести в ярость не только все ревнительство, но и Алеткар? Ты хоть понимаешь, что устроил бы мой брат, узнав о случившемся?

Шаллан отвернулась. Она чувствовала себя глупо, и ей было стыдно.

Ясна вздохнула:

— Иногда я забываю о том, какая ты юная. Я могу понять, что кража казалась тебе привлекательным способом. Но все равно это была глупость. Я оплатила тебе дорогу до Йа-Кеведа. Ты уедешь утром.

— Я... — Шаллан такого не заслуживала. — Спасибо.

— Твой друг, ревнитель, мертв.

Шаллан потрясенно уставилась на Ясну:

— Что произошло?

— Хлеб был отравлен. Присыпан смертельно опасным порошком­ спинолома, по виду напоминающим муку. Думаю, он каждый раз приносил с собой отравленное угощение и пытался заставить меня съесть хоть кусочек.

— Но я все время ела этот хлеб!

— В варенье было противоядие, — сказала Ясна. — Мы нашли его в нескольких пустых баночках, принадлежавших ему.

— Не может такого быть!

— Я провела расследование. Мне следовало это сделать давным-давно. Никто не смог вспомнить, откуда взялся этот Кабзал. Хотя он говорил тебе и мне о других ревнителях так, словно был с ними знаком, они его знали очень смутно.

— Выходит, он...

— Он играл с тобой, дитя. Все это время он использовал тебя, чтобы подобраться ко мне. Чтобы шпионить за мной и убить, если получится. — Принцесса говорила об этом так спокойно, так равнодушно. — Думаю, в последний раз Кабзал использовал слишком большое количество порошка — наверное, надеялся, что я его вдохну. Он знал, что другого шанса не будет. Но яд сработал гораздо быст­рее, чем он предполагал, и все обернулось против него.

Кто-то едва не убил ее. Не кто-нибудь, а Кабзал! Неудивительно, что он так настойчиво просил ее попробовать варенье...

— Шаллан, я очень разочарована в тебе. Теперь я понимаю, поче­му ты пыталась покончить с собой. Это все из-за угрызений совести.

Она не пыталась покончить с собой. Но какой прок от возра­жений? Ясна ее жалела; лучше уж так, чем наоборот. А как быть со странными вещами, которые Шаллан видела и испытала? Могла ли Ясна их объяснить?

Хватило одного взгляда на принцессу, на холодную ярость, спрятанную за спокойным фасадом, чтобы девушка испугалась, и вопросы о символоголовых и странном месте, куда она попала, умерли, так и не родившись. Да как вообще Шаллан могла считать себя храб­рой? Она не была храброй. Она была дурочкой. В памяти всплыли те дни, когда ненависть отца гремела на весь дом. Более тихий и праведный гнев Ясны внушал не меньший ужас.

— Что ж, придется тебе жить с чувством вины. Тебе не удалось сбежать с моим фабриалем. Все, чего ты добилась, — отказалась от очень многообещающей карьеры. Эта дурацкая интрига запятнала твою репутацию на много десятилетий. Теперь ни одна женщина не возьмет тебя в ученицы. Ты все испортила. — Принцесса неприязненно покачала головой. — Я ненавижу ошибаться.

Бросив это, она повернулась, чтобы уйти.

Шаллан вскинула руку. «Я должна извиниться. Я должна что-то сказать».

— Ясна?

Принцесса не удостоила ее даже взглядом, и стражник не вернулся.

Шаллан сжалась в комочек под одеялом. Внутри у нее все скрутилось, и ей стало так плохо, что на миг девушка пожалела, что не вонзила тот осколок стекла поглубже. Или что Ясна оказалась такой быстрой и спасла ее, применив духозаклинатель.