Амарам посмотрел на Кореба и кивнул своим адъютантам. Один захлопнул ставни на окнах. Остальные вытащили из ножен мечи и начали приближаться к оставшимся в живых четверым членам отряда Каладина.

Каладин заорал и бросился вперед, но двое из офицеров не случайно расположились ближе к нему. Один тотчас же ударил его кулаком в живот. Каладина это застало врасплох — удар попал точно в цель, и он охнул.

«Нет».

Превозмогая боль, он развернулся и ударил в ответ. Офицер вытаращил глаза, когда кулак Каладина угодил в него и отбросил назад. Другие кинулись на него все разом. Он был без оружия и так устал после битвы, что едва держался на ногах. Офицеры повалили его и принялись пинать. Юноша лежал на полу, корчась от боли, но все равно видел, как солдаты убивали его людей.

Риша прикончили первым. Каладин захрипел, протянул руку, попытался подняться на колени.

«Этого не может быть. Пожалуйста, не надо!»

Хэв и Алабет выхватили ножи, но и им быстро пришел конец — один солдат вспорол Хэву живот, два других зарубили Алабета. Нож Алабета с глухим ударом упал на пол, за ножом последовала рука, а за ней, наконец, его труп.

Кореб прожил дольше других — он попятился, вскинув руки. Не кричал. Он как будто все понял. У Каладина на глаза навернулись слезы. Солдаты крепко его держали, чтоб не рванулся на помощь.

Кореб упал на колени и взмолился о пощаде. Один из людей Ама­рама замахнулся и аккуратно снес ему голову с плеч. Все закончилось за несколько секунд.

— Ублюдок! — крикнул Каладин, едва дыша от боли. — Ты, шквальный ублюдок!

Его держали четверо; он беспомощно дергался и плакал. Кровь убитых копейщиков впитывалась в доски пола.

Они были мертвы. Все они были мертвы. Буреотец! Все до единого!

Подошел мрачный Амарам и опустился на одно колено перед Каладином:

— Прости.

— Ублюдок! — заорал Каладин во все горло.

— Они могли рассказать об увиденном, а это непозволительный риск для меня. Это должно было случиться, солдат. Ради блага армии. Всем скажут, что твой отряд помогал осколочнику. Видишь ли, люди должны поверить, что его убил я.

— Ты забираешь осколки себе!

— Я умею обращаться с мечом, — сказал Амарам, — и привычен к доспехам. Для Алеткара будет лучше, если осколки достанутся мне.

— Ты мог их попросить! Забери тебя буря!

— И об этом узнало бы все войско? — угрюмо спросил Амарам. — О том, что ты убил осколочника, но я забрал осколки? Никто бы не поверил, что ты отдал их по собственной воле. И, кроме того, сынок... Ты бы их мне не отдал. — Амарам покачал головой. — Ты бы передумал. Через день или два возжелал бы богатства и славы — тебя бы убедили, что так правильно. И ты бы потребовал, чтобы я вернул их тебе. Мне понадобилось несколько часов, чтобы принять решение, но Рестарес прав — это надо сделать. Ради блага Алеткара.

— Дело не в Алеткаре! Дело в тебе! Забери тебя буря, я-то думал, ты лучше остальных! — С подбородка Каладина капали слезы.

У Амарама внезапно сделался виноватый вид, как будто он знал, что юноша прав. Он отвернулся и махнул бурестражу, который вытащил из жаровни то, что грел там на углях. Небольшое железное тавро.

— Так это все спектакль? Честный светлорд, который заботится о своих людях? Ложь? От начала до конца?

— Я это делаю ради своих людей. — Амарам взял осколочный клинок с ткани, взвесил его в руке. Самосвет на головке эфеса полыхнул белым светом. — Тебе невдомек, какой тяжкий груз мне достался. — Голос Амарама постепенно утрачивал спокойный и рассудительный тон. Теперь светлорд как будто оправдывался. — Я не могу переживать о жизнях нескольких темноглазых копейщиков, когда от моего решения зависит спасение многих тысяч людей.

Бурестраж подошел к Каладину и поднял тавро. Перевернутые глифы гласили: «сас нан». Клеймо раба.

— Ты бросился мне на помощь, — сказал Амарам, хромая к двери и обходя труп Риша. — За то, что ты спас мне жизнь, я дарую тебе­ пощаду. Пятерым, рассказавшим одну и ту же историю, поверили бы, но на одного раба не обратят внимания. В военном лагере расскажут, что ты не помог своим товарищам, но и не попытался их остановить. Ты бежал, и тебя поймали мои охранники.

У двери Амарам задержался, положив украденный осколочный клинок тупой стороной на плечо. Чувство вины все еще светилось в его глазах, но светлорд ожесточился и скрыл его.

— Ты разжалован как дезертир и заклеймен как раб. Но от смерти тебя уберегла моя милость.

Он открыл дверь и вышел.

Тавро обрушилось на Каладина, впечатывая судьбу в кожу, и он, испустив хриплый вопль, затих.

Баксиль торопливо шагал по роскошному дворцовому коридору, прижимая к груди громоздкую сумку с инструментами. Позади раздался легкий топот, и он, подпрыгнув, резко повернулся. Ничего не увидел. Коридор был пуст, пол устилал золотой ковер, на стенах висели зеркала, а сводчатый потолок украшала искусная мозаика.

— Может, прекратишь? — одернул его Эв, семенящий рядом. — Каждый раз, когда ты так подпрыгиваешь, мне от неожиданности хочется дать тебе затрещину.

— Ничего не могу с собой поделать. Неужели нам и впрямь следует заниматься этим ночью?

— Хозяйке видней. — Как и Баксиль, Эв был эмули, с темной кожей и волосами. Но выше ростом и намного увереннее в себе. Он неторопливо шел по коридорам, словно был гостем во дворце, и за его спиной висел широкий меч в ножнах.

«Если Кадасиксу Изначальному будет угодно, — подумал Баксиль, — я бы предпочел, чтобы Эву не пришлось обнажать это оружие. Спасибо».

Их хозяйка шла впереди; больше в коридоре никого не было. Она не из эмули и даже вроде бы не из макабаки, хотя обладала темной кожей и длинными, красивыми черными волосами. Глаза ее напоминали шинские, но при этом она была высокой и стройной, как алети. Эв считал, что она полукровка. Это он говорил, когда им хватало смелости обсуждать такие вещи. У хозяйки был чуткий слух. На удивление чуткий.

На следующем перекрестке она остановилась. Баксиль против собственной воли опять оглянулся. Эв ткнул его локтем, но тот не мог ничего с собой поделать. Да, хозяйка заявляла, что дворцовые слуги будут заняты подготовкой нового гостевого крыла, но это ведь дом самого Мудреца Ашно. Одного из богатейших и почитаемых жителей всего Эмула. У него сотни слуг. Что, если один случайно зайдет в этот коридор?