— Опасно, — заметил Камень. — Что, если мы встретить ущельного демона, когда быть одни?

— К несчастью, мы не можем вернуться с пустыми руками. Последнее, что нам нужно, — это если Хашаль решит отправить сюда Газа, чтобы наблюдал.

Лопен фыркнул:

— Он на такое не пойдет, ганчо. Тут слишком много работы.

— И очень опасно тоже, — прибавил Камень.

— Все так говорят, — отмахнулся Каладин. — Но я не видел ничего, кроме царапин на стенах.

— Они тут, — возразил рогоед. — Не просто легенда быть. До того как ты пришел, половину мостового отряда убить. Сожрать. Чудища обычно идти на те плато, что посередине, но некоторые добираться и сюда.

— Что ж, мне ужасно не хочется подвергать вас опасности, но, если не попытаемся, дежурство в ущелье нам заменят на чистку нуж­ников.

— Ладно, ганчо, — согласился Лопен. — Я пойду.

— И я тоже, — сказал Камень. — Если али’и’камура будет нас защищать, возможно, все быть хорошо.

— Ты все равно будешь сражаться, — ответил Каладин. Камень нахмурился, и он поспешно уточнил: — Я о тебе, Лопен. Одна рука не значит, что ты бесполезен. Придется нелегко, но я все-таки возьмусь за твое обучение. Прямо сейчас для нас сборщик трофеев важнее еще одного копейщика.

— Ганчо, я весь твой. — Лопен махнул Даббиду. Они вдвоем отправились за мешками для трофеев.

Рогоед двинулся за ними, но Каладин схватил его за руку:

— Я не отказался от мысли отыскать более легкий путь на свободу, чем сражение. Если мы не вернемся, Газ и остальные могут просто предположить, что нас сожрал ущельный демон. Если бы только найти способ добраться до другой стороны...

Камень с сомнением покачал головой:

— Многие его искали.

— Восточный край открыт.

— Да, — согласился рогоед и рассмеялся, — и если ты суметь преодолеть такое расстояние, не попавшись в пасть ущельному демону и не утонув во время паводка, я назвать тебя калук’и’ики.

Каладин вскинул бровь.

— Только женщина может быть калук’и’ики, — уточнил Камень, словно это объясняло шутку.

— Женой?

Рогоеда это еще сильней развеселило.

— Нет-нет. Воздух тебе в голову. Ха!

— Ну ладно. Слушай, если ты запомнишь эти ущелья, может, стоит сделать что-то вроде карты. Я подозреваю, что большинство из тех, кто сюда приходит, придерживаются проторенных дорожек. Значит, в боковых ущельях больше шансов что-нибудь найти. Туда я и пошлю Сил.

— Боковые ущелья? — переспросил рогоед, все еще в приподнятом настроении. — Можно подумать, ты хотеть, чтобы меня съесть. И кто? Большепанцирник. Это я их должен кушать, а не они меня.

— Я...

— Нет-нет, — перебил Камень. — Хороший план быть. Я просто шутить. Я могу быть осторожным, и это дело мне подходить, раз уж я не сражаться.

— Спасибо. Вдруг вам повезет найти место, где можно выбраться наверх.

— Я это сделать. — Камень кивнул. — Но мы не мочь просто взять и выбраться наверх. Армия посылать много разведчиков на Равнины. Они ведь так узнавать, когда ущельные демоны приходить, чтобы делать куколка, верно? Они увидеть нас, и мы не смочь пересечь ущелья без моста.

К несчастью, это был сильный довод. Выбравшись наверх рядом с лагерем, они лишь выдадут себя. А если ближе к центру — то застрянут на плато, не смогут никуда уйти. Вблизи от позиций паршенди их заметят разведчики противника. Это при условии, что они вообще смогут выбраться из ущелий. Хотя некоторые были сравнительно неглубокими, футов сорок-пятьдесят, встречались и такие, где глубина превышала сто футов.

Сил унеслась прочь, уводя за собой Камня и его команду, а Каладин вернулся к остальным мостовикам и принялся вместе с Тефтом исправлять их стойки. Это была нелегкая работа; в первые дни всегда так. Мостовики были неуклюжими и неуверенными.

А еще они продемонстрировали поразительную решимость. Каладину не доводилось обучать отряд, в котором бы так мало жаловались. Мостовики не просили о перерыве. Не бросали на него возмущенных взглядов, когда он требовал большего усердия. Они хмурились, злясь на самих себя, на свою слабость и неспособность учиться быстрее.

И у них получалось. Всего через несколько часов самые ода­ренные — во главе с Моашем — начали превращаться в борцов. Их стойки сделались тверже, уверенней. Вместо изнеможения и разочарования они излучали целеустремленность.

Каладин отступил, наблюдая, как Моаш принимает стойку, которую ему показал Тефт. Это было упражнение на возврат — Моаш должен был позволить Тефту сбить себя с ног, а потом вскочить и снова принять стойку. Раз за разом. Цель — приучить тело двигатьс­я без мысленного приказа. В обычной обстановке Каладин приступил­ бы к таким упражнениям не раньше второго-третьего дня. Но Моаш­ освоил все за два часа. Двое других — Дрехи и Шрам — учились почти с той же быстротой.

Каладин прислонился к стене ущелья. Рядом с ним по камню тек­ла холодная вода, и над его головой нерешительно раскрылся обороцвет — распустил два веерообразных листа с шипами по краям, словно разжал кулаки.

«Все дело в том, что они опытные мостовики? — спросил себя Каладин. — Или в их рвении?» Он дал им шанс постоять за себя. Такая возможность изменит любого.

Глядя на то, как уверенно и умело они принимают стойки, которым только что научились, Каладин понял одну вещь. От них отказалась армия, им приходилось работать, уставая до полусмерти, но это лучшие и наиболее готовые к обучению рекруты, каких он ко­гда-либо получал.

Желая уничтожить мостовиков, Садеас положил начало их пре­вращению в отличных бойцов.

«Пламя и уголь. Такая ужасная кожа. Глаза точно бездонные черные ямы».

Цитата из «Ивиады», вероятно, не нуждается в пояснительной ссылке, и все же отмечу, что это строка 482 (на случай, если мне понадобится отыскать ее местонахождение быстро).

Шаллан проснулась в маленькой белой комнате.

Она села в постели, чувствуя себя до странности здоровой. Сквозь тонкие, как паутинка, белые занавески врывался яркий солнечный свет. Девушка в замешательстве нахмурилась и покачала­ головой. Почему-то казалось, что она должна быть в ожогах и струпьях с головы до пят. Но ничего подобного. Порез на руке, правда, никуда не делся, но в остальном все было просто отлично.

Что-то зашуршало. Повернувшись, она увидела сиделку, которая убегала прочь по белому коридору; женщина явно заметила, что пациентка пришла в себя, и теперь спешила сообщить кому-то новость.