Ясна промолчала.

— Но как же ваши изыскания?!

— Я могу ими заниматься в госпитальном зале для посетителей. — Принцесса помедлила. — Хотя в последнее время мне трудновато сосредоточиться.

— Ясна! Это так похоже на проявление... человеческих чувств!

Принцесса взглянула на нее с упреком, и Шаллан поморщилась, тотчас же пожалев о сказанном:

— Простите. Я плохо училась, верно?

— Возможно, ты просто упражняешься в искусстве извинения. Когда оно будет необходимо, ты не растеряешься, как я.

— Это очень умно с моей стороны.

— Несомненно.

— Может, мне стоит прекратить? — спросила Шаллан. — Кажется, я достаточно попрактиковалась.

— Я склонна считать, что извинения — искусство, учиться коему следует у нескольких учителей. Только не используй меня в качестве образца для подражания. Гордыню часто путают с безупречностью. — Она подалась вперед. — Прости меня, Шаллан Давар. Загрузив тебя работой, я едва не оказала миру плохую услугу, украв у него одну из великих ученых нового поколения.

Шаллан покраснела. Ее одолевало чувство вины, мысли разбредались. Взгляд девушки метнулся к руке наставницы, затянутой в черную перчатку, под которой пряталась подделка. Защищенной рукой Шаллан сжала кошель с духозаклинателем. Если бы Ясна только знала...

Ясна взяла книгу, которую держала под мышкой, и положила на постель ученице:

— Это для тебя.

Шаллан взяла книгу, открыла — но первая страница оказалась пустой. Как и вторая, как и все остальные. Нахмурившись, она посмотрела на Ясну.

— Она называется «Книга бесконечных страниц», — пояснила принцесса.

— Э-э-э, я почти уверена, что она не бесконечная, светлость. — Шаллан открыла книгу на последней странице и продемонстрировала Ясне.

Та улыбнулась:

— Это метафора. Много лет назад один очень близкий человек попытался обратить меня в воринизм. Хорошая была попытка. Он использовал этот метод.

Шаллан склонила голову набок.

— Ты ищешь правды, — продолжила Ясна, — но не отказываешься от своей веры. Это заслуживает уважения. Обратись в орден искренности. Они из самых маленьких орденов, но руководствуются этой книгой.

— С чистыми страницами?

— Именно. Они поклоняются Всемогущему, но верят в то, что невозможно ответить на все вопросы. Книгу нельзя заполнить, потому что всегда можно научиться чему-то еще. Их обитель — место, где никого не наказывают за вопросы, даже если те ставят под со­мнение догматы воринизма как такового. — Принцесса покачала головой. — Лучше я объяснить не смогу. В Харбранте их нет, но в Веденаре, думаю, найдутся.

— Я... — Шаллан осеклась, заметив, с какой нежностью Ясна положила руку на книгу. Этот предмет был дорог принцессе. — Я и не думала, что существуют ревнители, готовые подвергать сомнению собственные верования.

Ясна вскинула бровь:

— Шаллан, ты узнаешь, что мудрые люди есть в любых конфессиях, равно как хорошие люди есть в любой стране. Те, кто на самом деле ищет мудрости, признают, что их противники обладают достоинствами и учатся у тех, кто освобождает их от иллюзий. Все прочие — будь они еретики, воринцы, исперисты или маакианцы — в равной степени ограниченны. — Она убрала руку с книги и как будто собралась встать.

— Он ошибается, — вдруг сказала ученица, кое-что осознав.

Ясна повернулась к ней.

— Кабзал, — уточнила Шаллан, краснея. — Он говорит, вы изу­чаете Приносящих пустоту, поскольку хотите доказать, что воринизм — фальшивка.

Принцесса насмешливо фыркнула:

— Стала бы я посвящать четыре года своей жизни такой чепухе. Пытаться опровергнуть несуществующее — несусветная глупость. Пусть воринцы верят как хотят: мудрецы из их числа найдут в рели­гии доброту и утешение, а глупцы останутся глупцами, невзирая на веру.

Шаллан нахмурилась. И зачем же Ясна изучала Приносящих пустоту?..

— А-а. Вспомнишь о буре — вот уже и ветер шумит, — протянула Ясна, поворачиваясь к входу в палату.

Вздрогнув, Шаллан поняла, что прибыл Кабзал, в своих обычных серых одеждах. Он о чем-то тихо спорил с сиделкой. Та тыкала пальцем в корзинку в его руках. Наконец сиделка всплеснула руками и ушла, а Кабзал с триумфом на лице приблизился.

— Наконец-то! — воскликнул он. — Старик Мюнгам иногда ведет себя как настоящий тиран.

— Мюнгам? — переспросила Шаллан.

— Ревнитель, который заправляет этим местом. Меня должны были впустить немедленно. В конце концов, я тот, кто знает, чем тебя лечить! — Широко улыбаясь, он вытащил из корзинки баночку с вареньем.

Ясна по-прежнему сидела на табурете по другую сторону кровати и смотрела на Кабзала.

— Я-то думала, — сухо проговорила она, — что ты дашь моей ученице передышку, учитывая то, как твое навязчивое внимание довело ее до отчаяния.

Кабзал залился краской и устремил на Шаллан взгляд, полный мольбы.

— Кабзал, ты тут ни при чем, — успокоила она. — Просто... я оказалась не готова к жизни вдали от родового особняка. Сама не понимаю, что на меня нашло. Я такого никогда раньше не делала.

Улыбнувшись, он подвинул табурет для себя и пояснил:

— Я думаю, люди в таких местах долго болеют, потому что здесь не хватает цвета. А еще — хорошей еды. — Он подмигнул девушке и повернул к ней баночку. Та была темно-красной. — Клубника.

— Никогда о такой не слышала.

— Необычайно редкая вещь, — заметила Ясна, протягивая руку к баночке. — Как и прочие растения из Шиновара, в других местах она расти не может.

Кабзал с изумлением глядел на то, как Ясна снимает крышку и сует палец в банку. Поколебавшись, она подняла палец с каплей варенья к носу и понюхала.

— Светлость Ясна, я полагал, что вы не любите варенье, — сказал он.

— Не люблю. Мне просто интересно, как оно пахнет. Я слыхала, что у клубники особенный запах. — Она закрутила крышку и вытерла палец носовым платком.

— Хлеб я тоже принес. — Кабзал вытащил из корзины небольшой ломоть пышного хлеба. — Шаллан, очень мило с твоей стороны­ не винить меня, но я и сам вижу, что перестарался. Я подумал, может быть, стоит принести это и...

— И что? — спросила Ясна. — И получить отпущение грехов? «Извини, что довел тебя до самоубийства. Возьми-ка хлебушек».

Он смутился и отвел взгляд.

— Конечно я возьму. — Шаллан сердито глянула на Ясну. — И принцесса тоже. Кабзал, ты очень любезен. — Она взяла хлеб и раз­ломила на три части, для себя, Кабзала и Ясны.

— Нет, — сказала Ясна. — Благодарю.