монашество, стал Евгением. В 1804 году Евгений Болховитинов был возведен в сан епископа.

В 1806 году по рекомендации Г. Державина епископ Евгений был принят в члены Российской академии наук. По мнению критиков и современников, епископ Евгений чтил Николая Карамзина как историографа, поддерживал «дружеские связи с писателями архаической ориентации, в том числе вошедшими в ядро «Беседы любителей русского слова», отрицательно относился к писателям нового поколения А.С. Пушкину, В.А. Жуковскому, Н.И. Гнедичу (см.: Русские писатели 1800–1917: Биографический словарь. М., 1992. Т. 2. С. 208).

С искренностью и симпатией митрополит Евгений следил за работой графа Румянцева и его группы по сбору и составлению сборника «Собрание государственных грамот и договоров», был почти со всеми участниками группы знаком и внимательно наблюдал за их работой. В 1868–1870 годах в Воронеже вышла в трех выпусках «Переписка митрополита Киевского Евгения с Государственным канцлером графом Николаем Петровичем Румянцевым и с некоторыми другими современниками (с 1813 по 1825 г. включительно)», в которой представлен обмен мнениями двух замечательных знатоков истории России.

23 января 1813 года епископ Евгений из Вологды сообщает графу Румянцеву о том, что он «готов охотно, в угодность Вашему сиятельству, принять на себя» разработку Зырянских надписей и списка Зырянской обедни и прислать эту разработку в Петербург. 13 марта 1813 года граф Румянцев благодарит «милостивого Архипастыря» за то, что он 20 февраля прислал «подлинную грамоту Великого Князя Мстислава Владимировича, препревожденною наизанимательнейшими примечаниями и изъяснениями вашими о сем безценном отрывке нашей древности». Граф Румянцев тут же распорядился, чтобы этот «драгоценный труд» вологодского епископа стал доступен «преосвященной публике» и был отпечатан «самым рачительным образом».

24 марта 1817 года из Петербурга граф Румянцев писал псковскому епископу Евгению:

«Приступив к изданию второй части хранящихся в архиве Министерства иностранных дел государственных грамот и договоров, осмеливаюсь в знак особого почтения препроводить к вам полученный мною первый лист, содержащий прелюбопытную грамоту и которая, статься может, вам еще неизвестна.

В изследованиях древней российской истории я отличной пользы от того ожидаю, что столь знаменитый ученостию муж ныне Псковскою эпархиею управляет. Вероятно, что богатое под спудом там хранится сокровище и предопределено может быть было судьбами к обработанию тому, кто более других к сему способен.

Нельзя ли оказать мне того одолжения, чтобы точные списки для меня снять с надписей, высеченных на камнях, что лежат в Изборске. Я приму таковую милость с особенною благодарностию и осмеливаюсь в том только настоять, чтобы все издержки на посылку туда особенного человека и что следовать будет ему за труды – с меня потребовать».

9 апреля 1817 года епископ Евгений писал графу Румянцеву:

«…Договорную грамоту Мстиславову я видел в Москве, но доселе не имел с нея у себя списка. Наши любители древностей давно уже ожидали исполнения обещаний г. Карамзина и Московскаго исторического общества об издании сего памятника. Но Ваше Сиятельство по отличной ревности ко всему отечественному предварили их удовлетворением сему ожиданию.

Журнал об успехах народного просвещения давно я весь у себя имел и в том числе книжку с отпечатком Зырянской надписи, а также Зырянскую грамматику, напрасно присвоенную себе Флеровым. Ее сочинил один вологодский семинарист, Зырянин Мезенский, после обучавшийся в Санкт-петербургской Медико-Хирургической Академии, а ныне, как слышно, служащий полковым лекарем…

С самого приезда моего во Псков, я занялся собиранием монастырских грамот и других известий, сверх собранных уже из печатных летописей и надписей и изданных в 4-х частях с 1790 по 1794 год Николаем Ильинским, под названием: «Историческое описание города Пскова и его древних пригородов». Но до селе не отыскал я еще ни одной грамоты старее времен царя Ивана Васильевича и отца его Василия Ивановича, да и сии грамоты касаются только до вотчин монастырских и прав неподсудности мирским властям. Во всех сиих остатках беспрестанно повторяется, что прежние грамоты от пожаров и нашествия литовских и ливонских людей истреблены. По летописям действительно видно, что редкий год проходил, чтобы Псков не терпел нападения, разорения и совершеннаго по окрестностям опустошения от западных соседей; а союзные псковичам новгородцы мало и заботились о помощи им, и только их помощь в нуждах своих пользовалися…» (Переписка. С. 5).

В письме от 30 июля 1817 года из Гомеля граф Румянцев откровенно радуется тому, что «между забытыми бумагами Воскресенского монастыря отыскан сборник, содержащий разныя выписки из Святаго Писания, составленный в 1073 году повелением великаго князя Святослава Ярославича. Он писан в большой лист, на весьма тонком и белом пергаминте в два столпца прекрасным уставным письмом, украшен живописью; в одном из украшений изображена княгиня Святославова и пятеро их детей. Послесловие сей книги написано по подобию стихов и посему самому есть уже драгоценной памятник древней нашей словесности.

Правописание сей рукописи и тем отличается, что буква щ, встречаясь очень редко, большею частию заменяется сходными буквами. Сию важную находку сделали гг. Строев и Калайдович, которых я посылал отыскивать рукописей в Воскресенском Звенигородском и Иосифа Волоколамскаго монастырях.

Вашему Преосвященству я думаю известно, что Преосвященный Епископ Старорусский недавно нашел несколько листов рукописей на пергаминте писанных, где он в первое заметил, что буква щ вовсе не находилась… Из Англии доставлены мне списки из так называемой Котонианской библиотеки; между сими бумагами есть очень любопытное для любителей Российской истории; но посю пору полученныя относятся все к 16-му столетию.

Коли, Преосвященнейший Владыко, буду я так щастлив, что увижу вас среди тех Епископов, которые в престольном граде обитают? Как бы я тогда щастлив был! В личном себе милостивце искал бы себе, яко любитель российских древностей, учителя и наставника» (Переписка. С. 6–7).

Архиепископ Псковский, Лифляндский и Курляндский Евгений отвечает 17 августа 1817 года: «Сборник Воскресенский теперь будет у нас третьим подлинником словенской словесности ХI века, после Остромирова Евангелия 1056 года и сборника князя Щербатова 1076 года». Радуется тому, что и в Лондоне, в Котонианской библиотеке отыскиваются наши древности, и тут же спрашивает графа Румянцева: «Увидим ли мы издание отрывка Льва Диакона, найденнаго в Парижской Библиотеке?» (Там же. С. 7).

Издано больше 150 писем графа Румянцева и митрополита Евгения. Вот последние:

«Сиятельнейший граф, милостивый государь!

Почтеннейшее письмо Вашего Сиятельства от 16 июня имел я честь получить и с приложениями, которыя теперь и возвращаю при посылке книг.

Византийская медаль, которую оценивает г. Келлер до 200 р., давно продана хозяином какому-то поляку за 100 рублей.

Подступы ориенталистов к Вашему Сиятельству с такими книгами, какие безполезны России, мне кажутся уже навязчивы. Всех книг их трудно перепечатать на щет нашего мецената,