включать в сие издание, дабы тем самым не удалиться от предположенной в оном цели и не нарушить самого оглавления книги» (Там же. С. 27).

В письме от 3 ноября 1816 года граф Румянцев радуется тому, что Малиновский и группа научных работников подготовили к изданию сборник «Старинные российские стихотворения»; и тут же спрашивает, «помещено ли в числе актов, долженствующих войти в состав 2-й части Следственное дело о убиении Царевича Дмитрия Иоанновича».

Канцлер согласен с Малиновским (письмо от 22 октября 1816 года), включившим во второй том Собрания «письма жены обоих Самозванцев Марины к отцу своему, также присяги, наказы и грамоты Князя Михайла Васильевича Скопина-Шуйскаго…», и добавляет: «Чем полнее и совершеннее выйдет в свет сие Собрание, тем более принесет вам чести, а мне удовольствия исполнения сего предприятия. Что ж касается потребных на напечатание издержек, то я готов жертвовать оными, хотя бы Собрание сих внутренних актов, не вместясь в предполагаемой 2-й части, потребовало бы и 3-й» (Переписка канцлера. С. 28).

В письме от 22 декабря 1816 года граф Румянцев напоминает Малиновскому: «В заглавном для «Древних Российских стихотворений» листе благоволите приказать вырезать мой герб, в таком виде, как из приложеннаго при сем отпечатка онаго усмотреть изволите. Следуя давно принятому французскими королями и другими особами обычаю, обозначать изображениями гербов своих книги, издаваемыя на их иждивение и под их покровительством, – я предоставляю и себе приятное право такого употребления во всех тех книгах, которыя напечатаны будут иждивением моим в пользу соотечественников моих» (Там же. С. 33).

23 января 1817 года Румянцев предлагает Малиновскому изменить название сборника: «В оглавлении оных вместо «Старинные Русские Стихотворения» за лучшее нахожу обозначить «Древния Русския Стихотворения». Кроме того, граф Румянцев советует, как лучше всего напечатать ноты для песен: «Не удобнее ли будет напечатать оные ноты посредством граверного искусства, то есть оставив в начале каждой песни место, прикладывать оныя после вырезанныя на медных дощечках?» (Там же. С. 35).

12 июня 1817 года Строев писал Малиновскому о том, что в эти дни побывал в трех знаменитейших монастырях, в Воскресенском монастыре получил свободный вход в ризницу и библиотеку, пересмотрел все хранящиеся там рукописи и сделал из них извлечения. Среди многочисленных книг отыскался драгоценный памятник: рукописный «Сборник», «писанный в 1073 году для Князя Святослава Ярославича». Калайдович сделал полное описание памятника и в ближайшее время представит на усмотрение Малиновского и канцлера. В монастыре Святого Саввы Сторожевского рукописей не так много, но, просматривая библиотечный каталог, сотрудники Румянцева поняли, что среди «поверженных в кипах старинных бумаг и столпцов» можно что-то нужное найти и для готовящегося Собрания. В Иосифовом монастыре, перебирая древние книги, обнаружили перевод Дамаскина Екзархом Иоанном с его предисловием. Кроме того – «сборник многих доселе неизвестных грамот разного рода», из которых сделаны «обстоятельные выписки и копии». В Волоколамском монастыре Строев описал 20 рукописей и в ближайшее время пришлет их на рассмотрение. Найдена «Похвала Когану Владимиру», неизвестное доселе «Поучение» епископа Туровского Кирилла, жившего в начале ХII века.

Иногда в переписке графа Румянцева и Малиновского упоминается имя Карамзина. Так, 19 января 1818 года Румянцев сообщает: «Николай Михайлович был нездоров, и недели полторы не выезжал; однакоже сегодня к себе его обедать ожидаю, и предвижу с удовольствием, что в беседе нашей часто вас напоминать будем» (Там же. С. 64).

Весь 1818 год граф Румянцев с необыкновенным удовольствием читает чистые листы готового «Собрания государственных грамот и договоров», вносит мелкие исправления, восхищается найденным, радуется, что любители отечественной истории получат достойный сборник, над которым столько лет работали ученые Архива Министерства иностранных дел. А 29 июня 1818 года в письме Малиновскому граф Румянцев, узнав о том, что император Александр, две императрицы, прусский король посетили Государственный архив Министерства иностранных дел и благодарили за содеянное, с радостью поздравляет весь коллектив Архива, так много сделавшего для завершения второго тома «Собрания государственных грамот и договоров». Здесь же граф Румянцев напоминает Малиновскому, что с удовольствием разбирает древние грамоты, полученные от известных архивариусов, и советует не скучать: «У меня есть предчувствие, что окончательно в сих бумагах отыщутся преважные документы» (Там же. С. 83). А далее следуют указания:

«Я совершенно спокоен на счет мнимых ошибок в списках Польских Актов; но, кажется, где-нибудь, печатая их, поместить должно, что то, что показаться может ошибками издателей, есть нечто иное что как повиновение их всю точность оригиналов сохранять. Позвольте мне однакож вас спросить: русский перевод письма под № 171 Марины к отцу ея, существует ли таков, каков напечатан в присланных ко мне листах, в архивных бумагах, или между ими только находится польский подлинник, а перевод есть труд издателей; в таком случае я думаю, что ошибкою на странице 351 величается Вислей Князем. Ксенс же по польски значит иногда духовную священническую особу, и я уверен, что здесь дело идет о таковой; но ежели сей перевод не новой, а точной список с древнего перевода, хранящагося в архивных бумагах, то сию ошибку поправлять не должно, а оговорить можно.

В числе листов ко мне присланных недостает двух, и, следовательно, 8 страниц начиная с 357 по 364; пожалуйте, прикажите сию ошибку того, кто запечатывал конверт, исправить, и не досланные листы ко мне доставить.

Я возобновляю прежнюю свою покорную просьбу не токмо поручить г. Строеву сличение того Несторовой летописи списка, который он отыскал в Воскресенском монастыре с известными уже; но желаю, чтобы он не замедлил мне выписать из него статью, содержащую «Рускую Правду», ежели она тут имеет какую-либо разницу с известными списками и издания сего нашего древняго закона» (Там же).

6 октября 1818 года графу Румянцеву доложили, что во дворец на Английской набережной прибыл граф Алексей Андреевич Аракчеев. Николай Петрович устремился в приемную, где граф Аракчеев, властитель, по сути, империи, в отсутствие императора, как простой посетитель дожидался приема.

При входе стремительно вошедшего Румянцева Аракчеев с улыбкой пошел ему навстречу:

– Сиятельнейший граф! Я к вам по срочному делу…

– Помилуйте, ваше сиятельство, вы оказали мне честь своим неожиданным визитом.

Румянцев и Аракчеев крепко обнялись в середине залы, пожимая друг другу руки.

– А визит мой, Николай Петрович, не такой уж неожиданный. Недавно в моем Грузино побывал Алексей Федорович Малиновский. Как увлекательно он рассказывал о том, чем занимаются ваши сотрудники! Я вспомнил наши откровенные беседы в Вильно накануне вторжения Наполеона в Россию и решился кое-что уточнить у главы румянцевской группы. Алексей Федорович так прямо и сказал, что граф Румянцев призвал чуть ли не