Тепло их голосов несло по волнам блаженства, и оба, вручив свои судьбы мягкому течению, уплывали вдаль. Чтобы не ждало их в будущем, настоящее принадлежало им, и папа с дочкой упивались простым счастьем, счастьем быть вместе.

* * *

Двое суток в глухом холодном лесу. Саша успела в кровь растереть ноги (сапоги были слишком велики) и проголодаться как волк. Как сильно она скучала по лесам Новой России, где буквально под каждым кустом, в каждом ручейке и речушке можно было запросто найти еду! Этот лес тоже был жив, но враждебен к ней, и глух к мольбам о помощи, хоть сосновые шишки жуй!

Но больше всего донимал холод. Ещё не было настоящих морозов, но для Поляковой даже небольшие минусы были чуть ли не смертным приговором — сбежала из охотничьего домика чуть ли не в пижаме, развести огонь было попросту нечем, тем более, что много дней шли дожди, а теперь валил мокрый снег. Она из лапника соорудила «зонтик», хоть как-то прикрывающий от осадков, а винтовка (семь последних патронов перекочевали из патронташа приклада в магазин) была ей единственной подругой. Саша тащила её через все чащобы, а от грязи и воды берегла почище, чем собственные ноги, давно бы превратившиеся в ледышки, если бы не её упорство — женщина шла практически без остановок.

Остановка — смерть. На таком холоде просто нельзя останавливаться, стоит коснуться земли, поддаться слабости и заснуть, махнув рукой на борьбу, и всё! Найдут потом… статую изо льда. Только вперёд! День или ночь, неважно! Пока есть силы, надо идти, только не дать застояться крови!

Проклятое время всегда против человека, оно отбирает всё: силы и красоту, молодость и здоровье, но никогда оно не подтачивало силы столь стремительно, никогда ранее Саша не ощущала столь остро его неумолимый бег.

Она с ужасом ждала каждого заката, когда свет подствольного фонаря оставался единственным путеводителем в белой мгле, но каждый раз загоняла страх поглубже, и шла вперёд.

Но её всё же поймали, ближе к утру, когда уставшая женщина едва переставляла ноги, идя вдоль реки. Скрутили настолько профессионально, что Александра даже ничего понять не успела: фигур преследователей она не видела, только почувствовала два удара, один выбил оружие из рук, второй погасил едва воспринимающее происходящее сознание.

«Во всяком случае, здесь тепло», — мелькнула мысль. Тесная комнатушка без окон с лампочкой над головой, стул, путы, вот и вся обстановка, в лучших детективных традициях, и два посетителя.

Её били без особого пристрастия (во всяком случае, Полякова ожидала гораздо худшего), и не насиловали, зато вкололи какую-то дрянь, и по телу растеклось тепло и эйфория. Они просто задавали вопросы, а она отвечала так задорно, будто мучители были давними знакомыми, с которыми женщина вела задушевную беседу. Но какая-то часть сознания (Лис, спасибо тебе!) всё время сознавала истинную суть происходящего, и за первые часы (дни?) допроса Александра почти ничего интересного не рассказала, отделываясь весёлыми шуточками.

— А что у меня с лицом?.. Ах, да! — язык заплетался, почему-то душил смех. — Шла я лесом тёмным, лесом шла дремучим… Кто-то в рожу запиздрючил ёжиком колючим!!!

Последние слова сорвались в крик. Весёлые сдавленные хрюканья оборвал очередной удар под дых, сбив работу лёгких и сердца. Снова провал в памяти, а потом новая порция холодной воды приводит в чувство. «Сколько я была без сознания? Минуту? Час? Скорее всего, минуту, преступники никогда не позволяют отключаться надолго — так измученная жертва быстрее растеряет остатки самообладания».

Спасительное забытье действительно никогда не длилось сколь-нибудь долго, и Саша постепенно сдавала позиции, медленно, шаг за шагом, уставший разум под действием побоев и наркотика выталкивал из своих глубин потаённые знания. Они никуда не спешили, действуя методично и целеустремлённо: вопрос, не ответа, новый удар, вопрос, нет ответа, и снова игла вонзается в руку.

— Я вспомнила, — Александра забилась на пыточном кресле, верёвки ещё сильнее впились в тело, разум пропустил мимо ушей вопрос бандита. — Я вспомнила, как эта штука называется! Пистолет-пулемёт «Кедр»! Вот из чего он стрелял! Я знала, что это за штука, только, как называется, забыла!

Новый удар, потом ещё и ещё…

«Почему не убили сразу? Дом разворотили гранатами, не церемонясь, значит, пришли именно за моей головой. Им что-то нужно». Сознание плыло, язык развязывался всё сильнее, но вторая половина сопротивлялась до конца, пусть и не победного.

Ор мучителей, свет лампы, удары в самые болезненные места (бандиты уже начали терять терпение), новые и новые порции холодной воды, вкус собственной крови во рту, рвота, всё слилось в круговорот из кошмарного сна… Только это не сон…

Постепенно уходила острая боль в боках, уже не так болели разбитые губы, онемевшие руки и ноги вообще не чувствовали ничего. Никто больше не приходил. Саша то проваливалась в беспамятство, и, видимо, надолго, то снова возвращалась к жизни, мутным взглядом окидывая камеру пыток. Из организма постепенно выходила «химия», которой её напичкали, но в тесной комнатушке из-за этого стояла жуткая вонь, и дышать было нечем.