повезло, что он остался жив, но все же он покалечился: у него был полный разрыв передней крестообразной связки и частичный разрыв мениска, а также повреждение хряща. После хирургической операции по восстановлению колена он провел десять месяцев на костылях и полтора года в реабилитационном центре. На всю оставшуюся жизнь у него останется пара лишних шурупов в правой ноге.

В профессиональном плане травма вывела Джексона из строя на несколько месяцев – актеров на костылях не очень-то берут, но он все же принял участие в Летнем кинолагере Спайка Ли 1989 года (также известном как «Блюз о лучшей жизни»). Джексон должен был играть своего персонажа, бандита, который хочет получить долг за игру, с заметным протезом на ноге и тростью. В один из дней участница съемочной группы рассказала ему о своей подработке – музыкальном видео для группы Public Enemy «911 Is a Joke». Они не нашли никого, кто мог бы сыграть отца Флейвора Флейва в видео, и она спросила Джексона, не сможет ли он вечером приехать в Бронкс. «Я понятия не имел, что меня ждет, – я просто приехал», – сказал Джексон. Его задача в клипе заключалась в том, чтобы стоять на заднем плане в черных трениках и с бокалом вина в руке, переживая за свою жену, которой требовалась скорая помощь. Флейв (со своими фирменными часами на шее) занял передний план, читая рэп о недостатках служб скорой помощи в черных кварталах и гримасничая на камеру. Видео снимали всю ночь: за кадром Джексон и Флейвор Флейв тусовались вместе, пили и курили травку.

После выздоровления Джексон продолжал ходить на прослушивания; Голливуд продолжал молчать, а его товарищи продолжали получать роли в крупных проектах. «Вот чувствуешь, что находишься на том же уровне в плане таланта, идешь на прослушивание и знаешь, что ты справился, но тебя не берут, и ты удивляешься – почему? – сказал Джексон. – Я приходил на прослушивание, а у меня были слишком красные глаза, или от меня пахло пивом, выпитым перед началом, или была еще какая-то причина, и я не получал работу».

Писатель и кинопродюсер Нельсон Джордж вспомнил, что примерно в это время он столкнулся с Джексоном на 57-й улице. Джексон подошел к нему и поинтересовался, нет ли у Джорджа для него работы. «Он выглядел подозрительно, – сказал Джордж. – В то время я и правда не знал, что у него проблемы с наркотиками, но об этом необязательно было говорить. Я и сам видел: он выглядел одичавшим. Это был самый разгар эры крэка в Нью-Йорке. Вокруг меня было много людей, употреблявших наркотики, а Сэм был в ужасном положении».

«Я был гребаным наркоманом и бóльшую часть времени был не в себе, но у меня была хорошая репутация, – настаивал Джексон. – Приходил вовремя, знал все свои реплики, попадал в цель».

Осенью 1989 года Ричардсон играла в спектакле Манхэттенского театрального клуба под названием «Талантливый десятый» – комедийной драме Ричарда Уэсли о совести стареющих темнокожих яппи. Один из людей, работавших над пьесой, вспоминал, как заметил Джексона на вечеринке для актерского состава: «В многокомнатной квартире одного из членов труппы, расположенной в довоенном центре города, Джексон сидел в темной комнате, свернувшись клубком. Подозреваю, что это было не самое лучшее время в его жизни».

Ричардсон знала, что у ее мужа проблемы, хоть и не осознавала их в полной мере: она называла их особняк на 143-й улице «Виллой в аду». Джексона часто не было дома, а когда приходил, как он сам признается, то «всегда был замкнутым, ворчливым и раздражительным». Он цеплялся за малейшие жесты приличия. Джексон никогда не употреблял наркотики в присутствии Зои, даже когда водил ее в парк порезвиться на качелях – и тогда он вел себя так, словно это было большим достижением.

«Я мог оплачивать счета, – говорит Джексон, словно защищаясь. – Я не тащил барахло из дома, чтобы потом продать. Я не крал игрушки у дочери. Я не крал деньги из кошелька жены. Я мог пойти к банкомату и снять деньги на кокаин. Я просто продолжал тратить деньги и находить людей, с которыми можно кайфануть».

Джексон не думал, что курит крэк, потому что он покупал порошкообразный кокаин и готовил его сам: ему нравился этот ритуал перед тем, как словить кайф. «Люди, которые курят крэк, покупают кристаллический кокаин. Я думал, что я курю не растворимые в воде наркотики, но, как оказалось, это одно и то же», – рассказал он.

Джексон вернулся в Yale Rep в марте 1990 года, сыграв главную роль в последней пьесе Огаста Уилсона «Два поезда идут», действие которой происходит в ресторане в районе Питтсбурга 1969 года, который вот-вот захлестнет джентрификация[45]. Он сыграл Вульфа, сборщика ставок для проведения нелегальной лотереи, вместе с Лоренсом Фишбёрном в главной роли, но спектакль шел всего месяц, и его перенос на Бродвей был отложен.

В начале лета 1990 года Джексон целый день провел на мальчишнике своего друга, писателя, актера и режиссера Рубена Сантьяго-Хадсона, который был в составе гастрольной труппы спектакля «Солдатская пьеса». Весь день Джексон праздновал предстоящую свадьбу своего друга, попивая текилу. Возвращаясь вечером домой совершенно разбитый, он подумал: «Нужно немного кокаина, чтобы сгладить все это дерьмо». С ошибочной уверенностью наркомана он выполнил этот план: «Я пришел на место, взял, пошел домой, приготовил это дерьмо и вырубился, даже не успев его выкурить, пьяный. Вот тогда жена и дочь нашли меня на полу».

ЛаТаня и Зои проснулись на следующее утро и столкнулись с неоспоримой проблемой: Джексон лежал без сознания на кухонном полу, все еще сжимая в руках кокаин. Ричардсон сделала несколько телефонных звонков, и в течение 24 часов Джексон оказался в реабилитационном центре на севере штата Нью-Йорк. «Я пригрозила бросить его, если он не пройдет реабилитацию, – сказала она. – Я знала, что не смогу оставить этого парня, которым так восхищалась. Но я была на него обижена. Я ненавидела, когда он неразборчиво бормотал. Жене неприятно видеть своего мужа слабым».

Джексон провел 28 дней в реабилитационном центре и ненавидел каждый из этих дней. На групповой терапии его товарищи-наркоманы постоянно морочили ему голову, а консультанты работали в режиме жестокости из милосердия, «что на меня не действовало», вспоминает Джексон. Зато он узнал о том, как алкоголизм передается по наследству, и наконец признал свою неуемную потребность в излишествах. Если у него было шесть банок пива, он никогда не брал только одну – ему нужно было выпить их все. «Я