— Итак, что я могу сделать? — спросил майор.

— Во-первых, помогите разобраться с этими ветеринарными клиниками, — КэБ передал Дымову составленный список. — Все они в относительной близости от жилища Каретной.

Во-вторых, сличите в лаборатории надписи на листке календаря с ксерокопией заявления Светланы на отпуск, вот он, пожалуйста. — Хабаров вынул из кармана вчетверо сложенный листок бумаги. — Не сомневаюсь, почерк ее, но все же… В-третьих, вы что-то слышали о Клубе деловых людей?

— Слышал… И даже знаю нескольких его завсегдатаев. Публика еще та, доложу я вам. Ничего они не скажут.

— Я так же мыслю, зацепить их не на чем. И о чем, собственно, спрашивать? Знали ли они журналистку? Интересовалась ли она их делами? Но для порядка, полагаю, поговорить стоит.

— Хорошо, Кирилл Борисович, считайте, мы договорились. Скажите-ка лучше, что делать с Рассказовым? Предлагаю тряхнуть его как следует. Почему он скрыл от следствия ежедневник как важную улику по делу горячо любимой коллеги Каретной. Как смотрите?

— Не рановато ли? — с сомнением произнес Хабаров. — Дождемся лучше новых данных. А потом возьмемся за редактора. Да, чуть не забыл. Выяснилось, что фамилия Бурекони все же цыганская.

Расстались они почти друзьями. Оба были довольны разговором. Перед Дымовым вновь забрезжила перспектива раскрыть измучившее его дело. А у Хабарова будто камень сняли с души — он повинился в проступке, который не совершал.

Глава 15

В феврале «болонщина» в Камском университете приобрела размах ударной комсомольской стройки. Преподавателей засадили писать учебные программы под новый ГОС — государственный образовательный стандарт. Этим словцом, внесенным в записную книжку, Кирилл Борисович в который раз за истекший месяц «обогатил» свой лингвистический багаж. Бьющийся над разгадкой букв «КДЛ», он выходил из себя при мысли о нелепой терминологии, сыпавшейся как из рога изобилия в беспросветную университетскую жизнь.

На фоне болонской лихорадки на юридическом факультете невиданную до того значимость приобрел учебно-методический отдел, в задачу которого ранее входило составление удобного учебного расписания. Его новая начальница — Инга Валерьевна Морозова — мнила себя «королевой бала», хотя еще недавно преподавала на кафедре овощеводства Камского сельхозинститута, откуда ее переманил вновь назначенный ректор. Его окружение представляло Ингу Валерьевну как «знатока» лучших скопцевских практик, которая выведет юрфак в университетские передовики. И лишь Эфирова без зазрения совести твердила: «Любовница нового».

На очередном совещании Морозова завела разговор об общекультурных и профессиональных компетенциях студентов-юристов, овладев которыми те должны знать законодательство, уметь применять его нормы и владеть определенными навыками. Говорила она сбивчиво, поверхностное знание темы маскировала бюрократическими штампами. Кафедры называла «учебными подразделениями», университет — «государственной образовательной организацией высшего образования», а преподавателей — «сотрудниками, осуществляющими научно-педагогическую деятельность». Сказанное Кирилл Борисович спроецировал на себя. Выходило так, что теперь он не профессор кафедры криминалистики, а «лицо, осуществляющее научно-педагогическую деятельность в учебном подразделении государственной образовательной организации высшего образования». Сколько он ни бился, проговорить эту абракадабру без запинки не получалось.

— Что же отнести к компетенциям? — спрашивали ее. — Посоветуйте.

Не смыслившая в юриспруденции Морозова без лишних раздумий назвала знание русского языка и умение студентов «выражать свои мысли». Ей возразили, как же, мол, «без языка» молодые люди поступили в университет?

— Нас подымут на смех, — взвился заведующий кафедрой конституционного права, по обыкновению сжимавший в кулаке конституцию. Он предложил внести в кафедральные программы обязательное знание студентами основного закона.

— Согласен, — выкрикнул с места профессор Кораблев, — но при одном условии, что после конституции будет указан уголовный кодекс, который, как известно, следует чтить!

— И трудовой тоже, — вставил отвлекшийся от кроссворда профессор-трудовик.

Ничего не решив по существу, совещание перешло ко второму вопросу о неких интерактивных формах обучения. Чего там только не было: «лекция-провокация», «лекция-панель», «лекция — пресс-конференция», что-то еще совершенно немыслимое и экзотическое. Кирилл Борисович едва успевал заносить на бумагу виды интерактивных практик: «портфолио», «мозговой штурм», «воркшопы», «сократический диалог», «древо решений», «попс-формула»…

— Что еще за «мопс-формула?» — язвил Кораблев. — Толку мало — лая много?

На него зашикали. Кто-то подсказал:

— В аббревиатуре «попс» «п» — точка зрения собеседника, «о» — ее обоснование, «п» — иллюстрация, «с» — следствие. Видите, все просто.

— Позвольте, — не унимался Кораблев, — а разве сейчас мы дискутируем как-то иначе? Неужели, заявив, что уголовное право — самый важный раздел права вообще, я не приведу аргументы в пользу данной позиции и не покажу это на конкретных примерах?

«Какой же умница Тимофей Иваныч», — восхитился КэБ, которому стало ясно, что стандарты предлагают уже давно известное нашей практике, но на иностранный манер.

После трехчасового заседания Кораблев сказал ему обреченно:

— Кирилл, болонскую реформу мне не пережить.

Майор Дымов стучал пальцами по столу. Отбарабанив мотив популярной в их отделе песни «Я свободен», он вызвал к себе подчиненного:

— Котов, зайди! Через минуту в кабинет влетел лейтенант Котов — выпускник юрфака, где когда-то учился майор. Он всего месяц как приступил к работе, самостоятельных дел не вел и пока прославился способностью пропускать мимо ушей все самое важное.

— Андрей, слушай внимательно, — начал майор, — вот тебе список адресов ветеринарных клиник. Выясни, обращалась ли в них Светлана Петровна Каретная по поводу своего пса Бродвея — породы лабрадор-ретривер. Она могла побывать в одной из этих клиник в первой половине декабря прошлого, 2011 года. — Дымов говорил четко, акцентируя голосом внимание на деталях. — Уловил? Это упростит тебе поиск.

На лице Котова отразился мучительно протекающий мыслительный процесс.

— А как действовать?

— Пошевели мозгами. Где надо мяукни, а кому надо — морду расцарапай. Выполняй! Кругом марш!

Андрей полночи штудировал список из четырех клиник, составлял план действий и разрабатывал собственную модель поведения. Решил, что будет вести себя начальственно, не смущаясь и без церемоний. На всякий случай посоветовался с мамой, которая одобрила его:

— Правильно сынок, ты — представитель власти! Не робей!

В клинике «Хавроша» Котов вальяжно подошел к окошку регистрации, представился сотруднице клиники, полез в нагрудный карман пиджака за служебным удостоверением, которое хотел предъявить для порядка. Увы, документа не оказалось. Лейтенант растерянно хлопал себя по карманам, от его важности не осталось и следа, лоб покрылся испариной, а руки предательски задрожали.

— Да где же оно? — в отчаянии лепетал он.

В последний момент вспомнил, что сунул удостоверение в портфель. Все это время сотрудница молча наблюдала за манипуляциями следователя. Она догадалась, с кем имеет дело.

Насмешливо спросила: «Что вас интересует, молодой человек?»

— Ищем собачницу, которая могла обращаться к вам.

— Фамилия?

— Моя или собаки?

— Владелицы! — рявкнула регистраторша.

— Каретная Светлана Петровна.

Регистраторша погрузилась в изучение компьютерной базы. В очередь за лейтенантом встал мужчина