— Давай к делу сначала. — Барон жестом пригласил молодого человека присесть. Он, как и все цыгане, был немногословен. «Лев молчит — собака лает», — не раз говаривал Червонец.

— Баро, ты слышал о такой журналистке — Светлане Каретной?

— Да, слышал, она была у нас в таборе — репортаж делала.

— О чем?

— Интересовалась, почему у нас наркотиками не торгуют, а в соседнем таборе — торгуют. Хорошо про нас написала, нам потом гуманитарную помощь привезли.

— Умерла она.

— Царствия небесного, что случилось?

— Вот расследуем.

Червонец выпустил изо рта колечко ароматного дыма. Он бережно переложил телевизионный пульт в нагрудный карман клетчатой рубахи.

— Дорогой, ты следователем стал?

— Нет, помогаю научному руководителю, а он консультирует официальное следствие.

— А почему к нам приехал, неужели думаешь, цыгане причастны?

— Тебе знакома фамилия Бурекони? — Максим произнес по слогам. — Как думаешь, цыганская фамилия?

— Похоже на то, есть у нас род — Бурикони — звучит одинаково.

— Как считаешь, сама Светлана могла быть цыганкой?

— Каретная? Нет, брат, какая она цыганка…

— А ее наследница по завещанию — Бурекони Снежана Лольевна.

— Если Лольевна, то точно цыганка, имя есть у нас такое — Лоло.

— Как считаешь, зачем она могла завещать все цыганке? И как ее найти?

— Всякое может быть, не могу сказать. Зачем слепого про солнце спрашивать? — вывернулся барон.

По комнате бесшумно сновали молодые цыганки, сноровисто накрывавшие обеденный стол: тарелки в цветочек с многочисленными закусками, холодным мясом и запеченными голубцами в качестве главного блюда, огромный каравай душистого хлеба и жарко пыхтящий на углях самовар.

— А обмануть Каретную не могли? Ну или загипнотизировать?

Червонец искренне возмутился:

— Да какой гипноз, ты столько лет в таборе, был хоть раз под гипнозом? Да твоя Каретная кого хочешь сама загипнотизирует. А тут пришла цыганка и нагадала себе квартиру в наследство? Не бывает такого уже. Гадалок у нас не осталось, вымерло ремесло.

— Скажи, Червонец, а можно по цыганской почте про наследницу спросить?

— Все-то ты знаешь, даже про нашу почту! Хочешь, чтобы я тебе нашел эту Снежану? Найти-то я найду, а ты возьмешь и посадишь бабу? Как на меня тогда сородичи будут смотреть? У цыгана, знаешь, везде родня найдется.

— Садить ее не за что, она ничего противозаконного не совершила, просто поинтересоваться. А там уж как дело пойдет.

— Дело твое так пойдет, что цыган всегда крайними назначат, это я лучше тебя знаю. Прости, парень, помогать тебе здесь не буду.

От барона Максим вышел затемно: сытый, навеселе и никем не обворованный. «Зачем я ходил к Червонцу?» — думал он, спотыкаясь в потемках. Ах да, Бурекони — все же цыганская фамилия, но что это даст шефу?

Майор Дымов пребывал в отвратительном расположении духа. Он рассылал во все концы запросы на Снежану Лольевну Бурекони, но все мимо. Наследница Каретной будто сквозь землю провалилась. С тем же результатом ее разыскивала нотариус Йоффе. Знавшая все ходы и выходы, Белла Аркадьевна расписалась в собственном бессилии, в чем откровенно призналась старшему следователю.

— Безобразие какое! Это впервые в моей многолетней и беспорочной практике, дорогой майор. И надо же такому случиться, завещателем выступил человек, которого я знала лично. Я о Светочке, понимаете? И с матушкой ее тоже была знакома. Я вам говорила, помните?

Дымов устало отвечал, что все понимает и помнит, но куда подевалась наследница Бурекони, врубиться не может.

— В полицейской картотеке она не числится, по другим базам тоже не проходит. Чертовщина какая-то!

Белла Аркадьевна хотела посоветовать старшему следователю сходить в церковь, но не решилась. Она сочувствовала майору, решив про себя, что он «хороший мальчик».

Дымов порывался позвонить Хабарову, но ему было неловко. Профессор и так обскакал его с завещанием. Подумает, что он совсем беспомощный. Обхватив в отчаянии голову, майор погрузился в тяжелые раздумья, из которых его вывел звонок Кирилла Борисовича.

Поразительно, но Хабаров заговорил с ним каким-то извинительным тоном. С чего бы это? Попросил о встрече, желательно на нейтральной территории.

— Очень не хотелось бы в вашем детском саду с его лисичками да репками. Не располагает к задушевной беседе.

— Давайте в торговом центре «Палладин», там на третьем этаже есть симпатичная кофейня. Идет? — Майор предложил послеобеденное время. — Посетителей в этот час мало, никто не помешает.

Хотя Дымов подошел за десять минут до назначенного времени, профессор уже поджидал его. Перед ним на столике лежал рулон ватмана и небольшая книжица кирпичного цвета.

— Попробую угадать, Кирилл Борисович. Вы идете с занятий с учебными пособиями?

— Нет, Вячеслав Владимирович, я прямиком из дома.

— Тогда это вещдоки по делу Каретной? — предположил майор.

Профессор кивнул на книжку с вложенным в нее листком бумаги. Глубоко вздохнув, он признался:

— Отчасти… Я, уважаемый Вячеслав Владимирович, виноват перед вами.

Далее последовал рассказ о том, как более месяца назад Хабаров заполучил ежедневник Каретной.

— Только прошу вас, не выясняйте подробности, — сбивчиво говорил он, опуская глаза в пол.

— Вы кого-то выгораживаете, Кирилл Борисович? Кажется, я догадываюсь. Своего помощника?

Вместо ответа, профессор припал к чашке кофе.

— Нам удалось незаметно вернуть ежедневник во время повторной встречи с Рассказовым, — продолжил КэБ. — Тогда же мы забрали этот «Справочник» с календарным листком внутри. Не думайте о нас плохо. Его мы взяли с ведома редактора. Видите буквы «КДЛ» и далее три слова: «Марина», «Что дальше?». Относительно Марины я, кажется, выяснил. Это знакомая Каретной по агентству. Та еще девица… Мотив расправиться с Каретной у нее был, но думаю, что воплощать его она не стала бы. Это Белоглазова растрезвонила о моем участии в расследовании. Помните заметку в «Вечерке» о камском Шерлоке Холмсе?

Дымов кивнул.

— Ничего не могу сказать по поводу «Что дальше?» — Хабаров ухмыльнулся. — Откровенно говоря, я задаю себе этот вопрос каждый день, — имею в виду наше следствие, — но ответа на него не знаю. Поэтому ума не приложу, что имела в виду Каретная в этой записке.

— Хорошо, что она не задавалась вопросами «Что делать?» и «Кто виноват?». — Дымов снова блеснул литературной эрудицией.

— На последний вопрос предстоит ответить нам обоим. Теперь об аббревиатуре «КДЛ». Точно такая же многократно повторяется в блокноте ежедневных записей Каретной. Их содержание отражено в этой схеме. — Профессор развернул лист ватмана.

— Да, Кирилл Борисович, не ожидал от вас такого, — шутливо распекал его Дымов. — Стащить ежедневник и помалкивать целый месяц. Видите, и вас не миновала профессиональная деформация.

Хабаров снова потупился.

— Возможно… И на старуху бывает проруха. — Видя, что Дымов не сердится, он успокоился. — Предлагаю лучше разобрать содержание записей.

В течение получаса они водили пальцами по разноцветным