– Видите ли, бред у Людмилы Исиченко появился несегодня и не вчера. Идея овладела ею достаточно давно, во всяком случае, годназад она приходила домой к Параскевичу и рассказывала его жене о том, чтоЛеонид предназначен ей свыше. Если допустить, что Людмила совершенно здорова,то придется признать, как это ни прискорбно, что мы имеем дело с тщательносрежиссированной мистификацией, которая началась чуть ли не полтора года назад.Кому это нужно? Какова цель? Кто получает от этого выгоду? У меня ум за разумзаходит. Ведь жизнь Параскевича кажется абсолютно открытой, в ней нет ни тайн,ни темных пятен, ни подозрительных знакомых – ну совсем ничего. Безумноталантливый застенчивый мямля, который не умеет сказать «нет» и послатьподальше, задавленный деспотичной матушкой и исподтишка ненавидящий ее,позволяющий себе робкие сексуальные излишества, но в основном только для того,чтобы покопаться в душе очередной женщины и набраться новых знаний, которые онне без успеха потом использует в очередном романе. Кому нужно полтора годавести облаву на такого человека? Кому он мог помешать?

– Эка ты, Каменская, горазда вопросы-тозадавать, – покачал головой следователь. – Вот иди домой, выспись иподумай как следует над ответами. А чего? Вопросы ты ставишь абсолютноправильные и грамотные, вот и попробуй на них ответить.

– Ну, Константин Михайлович… – Настя даже задохнуласьот возмущения, потом от души рассмеялась. – Тогда разрешите Мише Доценковстретиться с женой Параскевича.

– Это еще зачем?

– Пусть он поговорит с ней на тему ревности. Понимаете,если Светлана изменяла мужу, то она скорее признается в этом мужчине, чемженщине.

– Да ну?

– Вот вам и «да ну», – передразнила она. –Мишаня – красавец, каких поискать, я его все время на таких мероприятияхиспользую. Замужние женщины очень часто признаются ему в супружеских изменах,потому что за этим кроется вполне очевидный подтекст: я не очень-то привязана ксвоему мужу, так что тебе, черноглазый котик, вполне может обломиться. ЕслиМиша сумеет понравиться женщине, она ни за что не станет притворятьсяцеломудренной, если таковой на самом деле не является, сто раз проверено.

– Слушай, Настасья, ты мне так голову заморочила, чтодаже гастрит испугался и отступил. Делай как знаешь.

* * *

Когда дверь за женщиной из милиции закрылась, ЛюдмилаИсиченко схватила веник и совок и принялась исступленно подметать в комнате иприхожей, потом схватила тряпку и тщательно вымыла полы, двигаясь от окна вкомнате к входной двери.

– Чтобы ты никогда сюда не возвращалась, –бормотала она, – и пусть твой дух отвратит тебя от моего дома.

Закончив уборку, она сняла желтый костюм и надела точнотакой же, но фиолетовый, который шел ей еще меньше. В фиолетовом она казаласьсовсем старухой. Леонид велел ей принимать чужих людей только в желтом, а с нимсамим общаться только в фиолетовом. Людмила не смела ослушаться, онабоготворила Параскевича и считала его своим повелителем. Вчера он обещалпоявиться между восемью и девятью вечера, но она начинала готовиться к егопоявлению заранее: переодевалась, ставила на стол семь свечей, которыеследовало зажечь в первые же минуты после его прихода.

Она достала из коробки семь новеньких свечек, а из ящикастаринного серванта – семь подсвечников, расставила их на столе в том порядке,которого требовал Леонид, и начала ждать. Уселась в кресло и погрузилась втупое оцепенение. Ровно в восемь вечера раздался телефонный звонок.

– Я иду к тебе, – прошелестел далекий и неземнойголос. – Готовься и жди меня, я иду к тебе…

Людмила вскочила с кресла и судорожно заметалась поквартире. Нужно выключить лампы и люстры, Леонид не переносит яркого света.Зато в момент его появления непременно должна звучать месса си минор Баха. Вбольшой комнате стоит музыкальный центр с четырьмя колонками, колонки следуетпоставить особым образом, чтобы звук концентрировался в том месте, на котороеуказывал Леонид. Она быстро повернула акустические колонки так, как нужно,включила музыку на полную мощность, погасила свет и стала напряженно ждать.

Леонид возник, как всегда, неожиданно. Ни разу не удалось ейуловить момент, когда он возникал в ее комнате. Вот только что его не было, ивдруг – стоит по другую сторону стола. Людмила кинулась зажигать свечи, когдаседьмая свеча загорелась, она повернула ручку и уменьшила громкость мессы.

– Сегодня ко мне еще раз приходили из милиции, –быстро сказала она, боясь, что Леонид может исчезнуть, а она не успеетпосоветоваться с ним насчет самого главного.

Так уже бывало раньше, иногда он беседовал с ней минут подесять-пятнадцать, а иногда уходил почти сразу после появления.

– Зачем? Что они хотели?

Голос его был тихим и каким-то неземным, и Людмилеприходилось сильно напрягаться, чтобы слышать его. Леонид не разрешал выключатьмузыку, он только позволял делать ее совсем тихой, но церковная музыка всеравно должна была звучать. И подойти поближе к нему Людмила не могла, хотяЛеонид и предлагал ей это. Она боялась. Они всегда стояли по разные стороныстола, разделенные семью горящими свечами, и Людмила любовалась самымпрекрасным на свете лицом. Она готова была все отдать за право смотреть на негодвадцать четыре часа в сутки.

– Они спрашивали, не говорил ли ты мне, кто тебя убил.

– И что ты им ответила?

– Ничего. Я ничего им не сказала.

– Ты согрешила, – сурово и тихо произнесЛеонид. – Не для того я ушел из жизни, чтобы идти по вечности рядом слживой грешницей. Ты должна была признаться во всем.

– Но как я могла, – залепетала Людмила, не сводяглаз с обожаемого лица.

– Ты должна была признаться. И если ты не сделала этогосегодня, то сделаешь это завтра. На тебе лежит великая вина за болезнь Светланыи за то, что ты пыталась ее убить. Я пожалел тебя тогда и никому не сказал,из-за чего у нее случилось нервное расстройство, а ведь я мог бы всемрассказать, что ты пыталась ее убить, что ты проникла в мой дом, принеся ссобой огромный мясницкий нож. Но я пожалел тебя и предал Светлану, которая ни вчем не виновата. Врачи думали, что у нее были галлюцинации, что ей привиделасьженщина с ножом, а я промолчал и не сказал, что это было в действительности.Она перенесла очень тяжелое лечение, она так страдала, бедная невинная жертва,и виноваты в этом мы. Ты и я. Эта вина лежала на нас тяжким бременем, и поэтомумы не могли быть вместе в земной жизни. Один из нас должен был уйти отсюда влучший мир. И снова я пожертвовал собой, я оставил больную и беспомощнуюСветлану одну и ушел в мир мертвых. А ты? Что сделала ты, чтобы искупить свойгрех?

– Я помогла тебе, – пробормотала Людмила. – Ясделала все, как ты велел. Разве этого недостаточно, чтобы заслужить право бытьвсегда рядом с тобой?

– Ты должна очиститься от скверны греха. – Голоспризрака стал еще тише, и Людмила вся обратилась в слух. – Ты должнапризнаться во всем и покаяться. Иначе не будет покоя ни мне, ни тебе. Твоярасплата будет суровой, но ты должна быть к этому готова.