– Вы знаете, я ведь прямо умирала, – хохоталаРюхина, цветущая молодая женщина, недавно родившая в законном браке прелестногомалыша. – Засыпала, положив его книгу под подушку, любоваласьфотографиями, их же на каждой книжке печатали. С ума сходила. Знаете, раньшедевушки в актеров и поэтов влюблялись, а теперь времена изменились, теперьвлюбляются в писателей. Правда, раньше и женских романов не было.

– Как Леонид Владимирович отреагировал на ваш первыйзвонок?

– О, он был настоящим джентльменом. Сказал, что тронутвниманием, что ему очень приятно и так далее. Спросил, какие из его книг ячитала и какие мне больше всех понравились. Потом извинился, сказал, что у негоочень мало времени, записал мой телефон и спросил, когда он может мнепозвонить, чтобы поговорить более подробно. Я прямо обалдела от счастья.

– И что дальше?

– Он позвонил мне через два или три дня, видно, емубыло удобно разговаривать, потому что он никуда не торопился и очень подробноменя выспрашивал буквально по каждой книге: что понравилось, что непонравилось, на каком месте я догадалась, чем дело кончится, устроил ли меняфинал или мне хотелось бы чего-то другого. Словом, разговаривал со мной как сбольшой, честное слово. Полный восторг!

– Вы с ним лично встречались или общались только потелефону?

– Встречались, конечно.

– Как часто?

– Да бог с вами, какое там часто! – снова расхохоталасьОльга. – Четыре раза всего встретились. В первый раз он мне цветы подарили по парку со мной погулял часа два. Во второй раз ходил со мной по Ленинскимгорам, но уже без цветов. Тоже все про свои книги со мной разговаривал. Втретий и четвертый раз приводил меня к себе, его жена как раз куда-то уезжала,в командировку, кажется. Полчаса секса и снова три часа разговоров. Я поняла,что он мной совсем не интересуется, что его интересуют только его книги. Онменя в качестве эксперта употреблял. Я хоть и молодая была, глупая, но не дотакой уж степени, чтоб не сообразить. Я ему тогда и сказала, мол, Леня, немучай себя, если тебе хочется со мной про книги разговаривать, то давай будемпо телефону общаться. А то ты время стараешься выкроить, когда жены нет, самнервничаешь, я боюсь – одним словом, сплошная нервотрепка и никакой радости. Выбы видели, как он обрадовался! Как ребенок, когда ему говорят, что в школекарантин и можно сидеть дома и уроки не учить.

– И как развивались ваши отношения после этого?

– Да, в общем-то, никак. Из дому ему не всегда удобнобыло звонить, так он звонил мне, когда к матери приходил. Ох и ненавидел он ее,я вам скажу!

– Как вы сказали? – насторожилась Настя.

– Я говорю, мать свою, Галину Ивановну, он непереносил.

– Откуда вы знаете? Леонид прямо говорил об этом?

– Нет, что вы, кто ж про такое прямо скажет. Но заметнобыло. Он ведь передо мной не стеснялся, я же ему чужая совсем была, да идоговорились, что встречаться больше не будем. Так что не стыдно.

– Приведите пример, пожалуйста.

– Ну… – Она задумалась. – Вот, например, звонит онмне из автомата и говорит: «Оля, я сейчас еду в издательство, часа через дваосвобожусь и попрусь к этой кикиморе. Так что с шести до семи жди моегозвонка». Или вот другой пример. Приходит он к родителям, звонит мне,разговариваем мы с ним, и вдруг он говорит: «Минуточку подожди, пожалуйста». Иначинает с матерью разговаривать. Да, мамуля, нет, мамуля, ну что ты, мамуля,конечно, мамуля. Потом снова ко мне обращается: «Знаешь, Оль, для этой суки большаяжизненная удача, что я с самого начала стал показывать ей рукописи. Меня так иподмывает вывести в книге персонаж, списанный с нее, и выплеснуть наконецоткрытым текстом все, что я о ней думаю. Взял бы псевдоним, она бы и не узналаникогда, что это я написал, а прочитала бы как о посторонней женщине и, можетбыть, хоть что-нибудь поняла бы. Ведь она меня поедом ест всю жизнь, а святоуверена, что делает мне во благо. Вот ты думаешь, она сейчас ко мне с чем-тосрочным подходила, чего нельзя было бы потом обсудить? Да ничего подобного.Чушь какую-то спрашивала. А ей важен сам факт, что она подошла – и, с кем бы яни разговаривал, я всех пущу побоку и на нее переключусь, потому что она –самый главный человек в моей жизни. Потешила свое самолюбие, крови напилась,как вампир, и, умиротворенная, пошла отца догрызать. Господи, Оля, если б ямог, я бы убил ее».

– Скажите, Оля, как долго длился этот ваш телефонныйроман?

– Да месяцев шесть-семь, наверное.

– По чьей инициативе вы прекратили общение?

– По моей. Я встретила человека, за которого теперьзамуж вышла, и переехала к нему. Сами понимаете, вести длинные телефонныепереговоры стало сложно. Мы с моим женихом вместе учились, так что по вечерам идома вместе были.

– И как давно это случилось?

– Ну как… Игорьку уже годик и три месяца, вот исчитайте. Года два с половиной назад, наверное.

– А ваш муж не мог узнать о ваших отношениях сПараскевичем?

– От кого же? – искренне удивилась Ольга. – Яему не говорила, Леня с ним незнаком, а больше никто и не знал.

– Вы ошибаетесь, знала еще Галина Ивановна.

– Господи, а ей-то зачем моему мужу об этомрассказывать? Тем более найти меня не так просто, я фамилию поменяла дапереезжали мы два раза после свадьбы. И потом, я своего мужа знаю, он быобязательно у меня спросил, если бы узнал что-нибудь. Он совсем молчать неможет, когда его что-то переполняет, знаете, характер такой бывает, когда изчеловека прямо выплескивается любая информация. Да он пяти минут не вытерпит. Ивообще все это давно было, кого это волнует…

Настя не могла не согласиться с Ольгой Рюхиной. А чтокасается Галины Ивановны, то новой фамилии Ольги она действительно не знала,так что вряд ли могла связаться с ее мужем. Да и зачем? Собственному сынунапакостить? Бред.

* * *

Встреча со второй из названных Галиной Ивановной женщинзаставила Настю крепко задуматься. Людмила Исиченко была очень странной особой.Настю она встретила в желтом. Желтыми были узкие обтягивающие брюки, короткаякуртка на «молниях», длинный шарф из шифона и даже заколка в волосах. Цвет былинтенсивным, напоминающим пуховую желтизну цыплят, и совершенно не шел Людмиле.Ее смугловатое лицо с ранними морщинами казалось от обилия желтого еще болеесмуглым и старым.

Поведение ее было столь же эксцентричным. Впустив Настю вквартиру, она тут же зажгла свечку, прошла в комнату первой и начертила передсобой в воздухе большой крест.

– Если вы пришли с недобрыми намерениями, крест защититменя, – пояснила Исиченко, видя изумление на лице гостьи.

Настю кольнуло недоброе предчувствие. Сначала ГалинаИвановна допускает случайные обмолвки о том, что, дескать, Леня ее не простит,теперь эта Исиченко явно демонстрирует приверженность разным мистическимучениям и обрядам.