Тощий мужик, вернее, просто скелет, был облачен в просторныйсветло-оранжевый костюм. Моя лучшая подруга, хирург Оксана натягивает нечтоподобное перед тем, как войти в операционную: свободные штанишки на резинке ираспашонку, завязывающуюся сзади. Правда, форменная одежка Ксюши нежно-голубогоцвета, а на волосах у нее нечто вроде берета, одноразовая стерильная шапочка.Дядька же был с непокрытой головой. На шее у него болталась железная цепочка.При одном взгляде на нее меня мигом охватили воспоминания.

Вот я, пятилетняя девочка, вхожу в туалет в нашейкоммунальной квартире на улице Кирова. Огромный чугунный унитаз стоит надеревянном помосте, бачок вознесен под потолок, и оттуда свисает железнаяцепочка из квадратных, плоских звеньев, заканчивающаяся внизу белой фарфоровой«бомбочкой», украшенной синими буквами «Мосводопровод». Коренные москвичи, чьедетство и юность прошли в домах постройки начала двадцатого века, мигомвспомнят этот шедевр сантехнического оборудования.

Так вот, цепочка, охватывающая шею незнакомца, была явнооторвана от этого бачка, а в качестве медальона на ней болталась крышка откастрюли, испещренная непонятными знаками, то ли иероглифами, то ли рунами.

– Будьте любезны, – вежливо осведомилась я, – гдеможно найти Федора Евгеньевича Попова, профессора?

Дядька, звеня цепью, приблизился, и я увидела, что, несмотряна июнь, у него на ногах тяжелые зимние сапоги.

– Федор Евгеньевич не профессор, – поправил он менянеожиданно густым басом.

– А кто?

– Академик.

– Да, да, нам к нему.

– И зачем?

– Кодироваться от ожирения.

– Правильно, – оживился дядька, – дьявол сидитвнутри. Он поможет!

– Дьявол? – испугалась я.

Маргоша попыталась спрятаться за меня, что, согласитесь,глупо, ну разве может носорог укрыться за лыжной палкой?

– Федор Евгеньевич, – ответил дядька, – гений,великий человек, светоч разума, каждый день его благодарю. Знаете, какой явпервые сюда пришел?

– Нет, – прошептала Маргоша.

– Сто восемьдесят кило, – сообщил скелет, – и вотс тех пор я не ем.

– Вообще? – испугалась Марго.

– Воду пью, с медом, кефир, – принялся охотнорастолковывать доходяга, – по снегу босиком хожу, в проруби купаюсь…

Я уставилась на его меховые сапоги. Интересно, однако,значит, зимой у него купальный сезон, а летом он настолько мерзнет, что влез вунты?

– Полностью изменился, – с горящими глазамирелигиозного фаната вещал незнакомец, – исповедую теперь русский буддизм,полностью здоров! Главное, моча!

– Что? – не поняла я. – Чача? Вы пьете водку?

Мужик возмутился:

– Сказал же, я русский буддист, алкоголь не приемлю, это яд,разрушающий нашу ауру, пробой идет на уровне чакры седьмой жизни. Мочу надопить, по утрам.

– Чью? – оторопела я.

– Свою, да вам все объяснят, – вздохнул скелет, –желаю здоровья и счастья, пусть на вас снизойдет благодать.

Вымолвив последнюю фразу, он, звеня цепочкой от сливногобачка и шаркая разношенными сапогами, удалился.

– Я не хочу стать такой, как он, – в ужасепрошептала Марго, – не желаю пить мочу, ой, меня тошнит. И потом, ктотакой русский буддист?

– Понятия не имею, пошли.

– Куда? Мы же забыли у него спросить дорогу!

– Думаю, это сюда, – вздохнула я и свернула влево.

Крохотный коридорчик уперся в дверь с табличкой «Академикмеждународной академии космоэнергетики, гипнотизер, магистр ордена русскогобуддизма, диетолог, рароэнтолог Ф. Е. Попов».

– Кто такой рароэнтолог? – шепотом спросила Маргоша,мигом вспотев.

– Не знаю, – прошептала в ответ я, – насколькопомню из курса латыни «rara» – это «редкий», что-то редко встречающееся.Пошли, он тебе поможет, смотри, сколько у него титулов: академик, магистр, даеще и диетолог! Явились по самому нужному адресу.

С этими словами я толкнула дверь, предполагая увидетьза ней еще один скелет в оранжевых тряпках с ершиком для туалета на письменномстоле, но Федор Евгеньевич выглядел до противности обычно: мужчина летпятидесяти, в достаточно дорогом, сильно мятом льняном костюме.

Оглядев Маргошу, он усадил ее перед собой и начал задаватьвопросы. Я решила тихонько уйти, но Попов сказал:

– А вы куда, сядьте на кушетку.

Пришлось опуститься на белую простыню, покрытую прозрачнойшуршащей пленкой. Заполнив карточку, Федор Евгеньевич приступил к собственнопроцедуре кодирования. Он встал посреди комнаты, поднял руки над головой ивелел:

– Смотреть сюда!

Маргоша уставилась на его ладони, в которых сверкало что-топохожее на стеклянный теннисный мячик. Я невольно тоже смотрела наакадемика.

– Рао-вао-сао-мао, – воскликнул ФедорЕвгеньевич, – рао-вао-сао-мао, рао-вао-сао-мао! Все.

Он опустил руки.

– С вас триста долларов, следующая встреча контрольная,через три недели, чтобы вы не потеряли слишком много веса, коррекцию сделаем, ато некоторые сразу восемьдесят кило сбрасывают.

– Как – все? – удивилась я. – Рао-вао-сао-мао итриста баксов? За две секунды?

Академик нахмурился.

– А иголки? – влезла Марго. – В уши!

Федор Евгеньевич скривился:

– Уважаемая… э… Марго Юрьевна, вы же пришли не к шарлатану,не к обманщику, который тычет в вас швейной иголкой и рассказывает об открытиичакр. Мой метод космоэнергетического гипноза основан на тысячах, повторяю,тысячах пациентов, потерявших вместе с лишним весом болезни, неудачи и злуюкарму! Вот полюбуйтесь!

Перед нами оказался альбомчик.

– Вот такой она пришла, а такой стала спустя короткоевремя, – ткнул академик пальцем в раскрытую страницу.

Маргоша засопела, я постаралась сдержать ухмылку. Да уж,впечатляет. Справа снимок тетки, габаритами смахивающей на транспортныйсамолет, слева девушка, чьей фигуре позавидует любая манекенщица.

– Это одна и та же особа? – решила я уточнить.

– Да, – кивнул академик, – фотографии сделаны сразницей в месяц. Это тот случай, когда пришлось делать коррекцию, иначе вес могуйти вообще в минус.

Я молча разглядывала снимки.