все ее слова, и вид ее, и стать —

50 Всё в строфы просится, всё хочет ими стать!

Как только нежный взгляд, лучась, меня коснется, —

Мой самый нежный стих в ответ ей улыбнется.

Ее укрыли шелк и чистый, легкий лен —

И, рифмой чистою и легкою пленен,

Спешу ее в строке навек запечатлеть я.

Блеск прелестей ее и тканей разноцветье

Найдут в моих стихах соперников: они

Поют о красоте, божественной сродни, —

Об этой белизне, об этой пряди темной,

60 О мраморной руке, прельстительной и томной...

Но если бы она, откинув тонкий флер,

Мой утолила пыл и напоила взор,

Простоволосая, влюбленная менада, —

Мне по плечу тогда была бы Илиада:

Хоть замыслов моих полет и невысок,

От струн гомеровых отречься б я не смог;

Но снял бы с лиры те, что дух рождают ратный,

Настроив прочие на легкий лад, приятный,

Елену бы тогда я был воспеть готов

70 И остров Схерию,[280] и шум его пиров.

Чарующий напев моей Камилле нужен.

Счастлив, кто с музами услужливыми дружен,

Которые следят в задумчивой тиши

Призывы нежные взыскующей души.

Вчера я слышал, как беспечная Камилла

В моих объятиях внезапно обронила

Две-три моих строки и прошептала вслед:

“Люблю их повторять — стихов нежнее нет!”

Абель, когда бы сам Вергилий слышал это,

80 Вот кем тогда была б любовь моя воспета,

Он зов геликонид[281] забыл бы рядом с ней —

И были б счастливы Дидона и Эней.

ЭЛЕГИЯ IX

Так, Трою покорив и мощь ветров и волн,

Лаэртов сын взойти на феакийский челн[282]

Спешит и наконец в отчизну прибывает,

И землю родины слезами омывает.

Над бухтой он навес скалистый узнает,

Где старику морей есть посвященный грот

В тени разросшейся на высоте оливы,

Сырой и темный, в нем — источник говорливый,

Пчела жужжит, наяд прелестные персты

10 Лазоревые ткут, пурпурные холсты,

Что непривычный глаз расцветкой поражают;

И нимфы милые пришельца окружают

(А их увидеть вновь не чаял он никак)

И долгий век ему сулят, и много благ.[283]

Приветствую тебя, французских рек царица!

На берега твои я счастлив возвратиться,

Где, слушая твой плеск, бродил так часто я:

Меж камышей блестя, влекла струя твоя;

Где сицилийская моя свирель звучала

20 И, замедляя бег, ты сладостно журчала.

Когда ж в любви я был обманут, той порой,

Внимая жалобам, ты плакала со мной.

Элегий хоровод, их томные напевы

Вослед за мной летят. Не отставая, девы,

Из края в край стремясь, дорог взвивали прах

С улыбкой на устах, слезами на глазах,

И мил мне был полет моих младых элегий,

Что пеньем ласковым и танцем, полным неги,

Простоволосые, не разнимая рук,

30 Меня в восторженный свой вовлекали круг.

Как хорошо, когда с наивной, незлобивой

Сдружишься Музою,[284] как сам, вольнолюбивой,

В которой скрытности, притворства нет следа,

И можно смело ей, не ведая стыда,

Не чувствуя нужды таиться, лицемерить,

И душу всю раскрыть, и тайны все поверить.

Мир целый обежать и полюбить спеша,

Роняет невзначай стихи моя душа.

Летучих помыслов и чувств отображенья,

40 По-разному звучат мои все песнопенья.

Мечтаньям новым я и новый дам язык,

Пускай владели мной они всего лишь миг.

Но первые шаги, о, сколько в них тревоги!

На берегах твоих, о, нимфа Сены, строги

И мрачны, критики составили совет.

Без их согласия на Пинд наш хода нет.

Умерь их бдительность, сердца их умягчи ты!

Суровость судей быть должна не нарочитой

И невзыскательным — обычно хмурый взор.

Ведь Муза робкая и меж своих сестер

50 Не горделивая, теперь была бы рада,

Когда б ждала ее достойная награда.

Она чиста, и желчь неведома ей стрел,

Что сеют гнев и рознь, сатиры став удел.

ЭЛЕГИЯ X

Шевалье де Панжу

Когда узорчатый оденет рощи лист,

Любовный соловья не умолкает свист.

Когда бы пренебрег он даром столь счастливым,

Из голосистого став грустным, молчаливым,

Не воспевал любовь и тихий дня уклон,

Природе б истинный был нанесен урон.

Тебе же не нужны сей матери щедроты,

За музой дикою стремиться нет охоты,

От звуков ты устал, что полнят лес и дол,

10 И в пагубный закон молчание возвел.

Ты соловьем рожден. Зачем же, непреклонный,

От розовых кустов, их сени благовонной,

Где чист и сладостен звучал бы голос твой,

Летишь в объятия ты музы городской?

Смотри: ее наряд — виссон и багряница,

Короной и мечом она не тяготится,

Вещая, скорбная, собравшимся пред ней

О гибели держав и бедствиях царей.

А мирные тобой что ж музы позабыты?

20 Они в тени дерев листвой прохладной скрыты,

Жасмин и лилии — вот их простой венок,

И чистый отразил их прелести поток.

Поведай им о той, что сердца не минула.

Ужели ты, с душой и голосом Тибулла,

Покинешь сельский кров, что так ласкает глаз

И где прельстительней красавица для нас?

Амуру мил простор, ведь он рожден на воле:

Пастушка юная, бродя средь рощ и в поле,

Над розою склонясь, меж лепестков нашла

30 Новорожденного........................[285]

Чуть приоткрытые, его уста алели.

Она за крылышки легко из колыбели

Его приподняла несмелою рукой

И скрыла на груди покрытого росой.

Подвластно все ему, но более — природа.

Все прелесть там, любовь, томленье и свобода.

Там ярче золотит луч солнца свод небес

И голосами птиц звучат и луг, и лес,

Холмы оживлены и сладостно-покаты

40 И