стрелами не взял он, чтобы ты

10 Свободно дал ему уроки чистоты

И сельской мудрости”. Она исчезла. Я же,

Плутовке внял, забыв, что должно быть на страже,

И, подозвав дитя, поведал, как живем

Здесь, у пенейских вод, в спокойствии своем,

Среди тенистых рощ, где Вакх нас поджидает,

А близ Менала бог нас флейтой услаждает...[255]

Но он, наставника лукаво перебив,

Сам стал меня учить — и я узнал мотив

Любовных песен, пыл и сладость ласк несметных:

20 Олимп и тот подпал под власть красавиц смертных,

Не избежал сетей Венеры сам Плутон[256] —

Ведь счастлив, кто любим, и счастлив, кто влюблен!

Напевам сладостным душа моя внимала,

И я не устоял — и все мне было мало!

Заветы тщетные изгнал рассудок мой —

Науки пылкие сменили их с лихвой.

Победу одержал мой ученик всесильный,

Он на мои уста пролил нектар обильный,

Я с жадностью вкусил отрадный этот мед,

30 И вот — одну любовь отныне сердце пьет.

ЭЛЕГИЯ III

О, строки, вас рука любимой начертала!

О, имя милое! Тревог моих не стало.

Конечно, новых встреч в далекой стороне

Страшился я... Но там ты помнишь обо мне,

И письма все мои, и образ носишь всюду.

Не правда ль, я с тобой в долинах тех пребуду,

Где Арва[257] бурная могучих рейнских вод

Беспримесный кристалл мутить не устает?

Ты, милая, в письме надеешься, что скоро,

10 Здесь, где шумит Сенар[258] и манит сумрак бора,

Услышишь о тебе одной стихи мои,

Томленья полные, надежды и любви.

Ах, счастлив тот, кому душевное волненье

Не возбраняет петь, кто рад в уединенье

Вблизи пермесских струй свою тоску избыть

И грусть сердечную за песнями забыть.

Но Музы нет со мной, где нет тебя, Камилла.

Сень геликонских рощ меня не приютила,

И лирных струн давно не трогали персты:

20 Хор Аполлона смолк от странной немоты.

Потоки теплого, сияющего света,

Которым мирные окрестности согреты,

Души не радуют, и эти берега

Вотще роскошные являют мне блага.

В густую тень листвы не увлекут мечтанья,

И поселилось здесь унылое молчанье.

Ты этих мест была отрадой, и она

На колеснице прочь с тобой унесена.

Блужданьям предаюсь я в думах о Камилле

30 И в гротах, где приют мы прежде находили,

Зову тебя, иду в пустынный тот покой,

Богато убранный, где ты была со мной,

Где арфа, брошена тобою, замолчала,

Но гулкий свод хранит ту песню, что звучала,

Где все мне памятно, где слезы с неких пор

Привычной пеленой мне застилают взор.

Но грустно слезы лить с красавицей в разлуке.

У ног возлюбленной лишь сладостны нам муки,

Когда, растрогана, она жалеет вас:

40 Печали облако прогонит с ваших глаз,

Слегка вас укорит, в любви вам поклянется,

Целуя вас, сама сквозь слезы улыбнется.

Что ж, все ль до одного к тебе стремятся там?

И многим ли свою диктуешь власть сердцам?

Утехи, блеск тебя, должно быть, окружают,

И каждый шаг твои победы умножает?

Когда б тебя развлечь — ах, как я был бы рад! —

Не мог и шумный бал, и, отчужденный взгляд

Заметив твой, смеясь, подруга прошептала,

50 Что, верно, лишь в мечтах ты не грустишь нимало.

Ах, лучше б ты всегда была невесела

И даже красотой своею небрегла,

Чем к поклонению стремилась и успехам,

Забавы новые встречала звонким смехом,

Или с улыбкою под сению древес

Впивала сладкий звук восторженных словес,

Как легкомысленные поступают девы.

Не верь, что небеса на них глядят без гнева.

И отчего не стал я спутником твоим,

60 Надев чужой наряд, незнаем и незрим?

Быть ревностным рабом я мог бы, как и прежде,

Служить тебе везде в его простой одежде.

Другие там тебе стремятся угодить,

И все желания твои предупредить!

И нет меня, когда, ступая по дороге,

От терний и камней твои страдают ноги.

И не могу тебя я над землей поднять

И ношу дивную с любовию обнять.

Да можно ли, скажи, любить и добровольно

70 Покинуть милого? Ужель тебе не больно?

Ты прежде умереть скорей бы предпочла,

Но так легко меня оставить не могла.

А после ты меня так мило вопрошаешь,

Чего, мол, хочешь ты и что повелеваешь?

Чего бы я хотел? Чтоб ты стремилась прочь

Из мест тех, обо мне тоскуя день и ночь,

Ведь я и день, и ночь, увы! томлюсь жестоко.

В кругу поклонников останься одинокой,

Пусть образ мой тебе является во сне,

80 Со мною будь всегда. Ах, помни обо мне![259]

ЭЛЕГИЯ IV

Ах, я их узнаю, и на сердце светлее.

О, звуки, голоса, которых нет милее!

О Музы, это вы, вас, первую любовь,

Меня с рождения любивших, вижу вновь.

Над колыбелию моей они кружили,

В грот отнесли меня, где родился Вергилий,

Где слышал шелест я и трепеты листов,

Где, Музами храним, я спал среди цветов.

В беспамятстве любви, о, я не прав бываю!

10 И часто их гоню, бегу, и забываю;

Но только в сердце вновь поселится тоска,

Уж, чистые, они идут издалека.

Я в одиночестве страдал без Ликориды[260]

От неизвестности, от горя и обиды,

Предел воображал всех горестей моих,

Ах, видел я ее в объятиях чужих.

Но вот они идут! Их голоса и станы,

Их пенье сладкое мои врачуют раны.

И забываюсь я, рассеянной душой

20 Лечу за ними вслед и нахожу покой.

Пространство покорив, о, Музы,