40 И юноша, вдали почуяв этот зов,

Из тростников густых, чтоб не стенал несчастный

Слал другу свой ответ — неслышный и напрасный.[221]

К тебе, де Панж,[222] едва восставший ото сна,

Спешит идиллия, что свежести полна.

“Дочь новая моя, ступай к нему скорее, —

Я ей наказывал, — чтоб быть еще милее,

Зажги улыбкой взор, умой лицо росой

И, тонким поясом стянув свой стан живой,

Предстань пред ним в цветах, с венком на кудрях нежных

50 И с флейтою в руке, — той флейтою прилежной,

Чей звук когда-нибудь свирель напомнит нам,

Сзывающую нимф по долам и лесам”.

<13>

НЕЭРА

...................................................

Как лебедь царственный,[223] вздохнув последний раз

Пред смертью тягостной и одинокий глас

Подав, томительный, теряющий звучанье,

Песнь, уходя, поет и миру шлет прощанье, —

Так бледных уст она раскрыла лепестки,

Во взоре не тая истомы и тоски:

“О, девы ясных вод! В блужданиях уныло

Обрежьте волосы над раннею могилой!

Прощай, о, Клиниас, навек скрываюсь я,

10 Любившая тебя, любимая твоя!

О, волны, небеса, холмы и луговины,

Дубравы шумные, и гроты, и стремнины!

Вы в памяти его рождайте вновь и вновь

Неэрину красу, Неэрину любовь!

Неэрою своей, увы, он звал Неэру;

Беглянка некогда, затепля в сердце веру,

Пустилась вслед за ним, одну оставив мать,

Не смея робких глаз перед людьми поднять.

О, братья ль возгорят бессмертные Елены,[224]

20 Вал ионический смиряя белопенный;

В садах ли Пестума,[225] твой награждая труд,

Бутоны роз в году два раза расцветут, —

Коль на закате дня душой ты умилишься,

В немое, томное мечтанье погрузишься,

Тогда, о, Клиниас, на зов чуть слышный твой

Приду я, Клиниас, явлюсь перед тобой.

Блуждая близ тебя, душа моя листвою

Качнет, прохладою, туманной пеленою

Легко опустится или над лоном вод,

30 Поднявшись маревом, на высоте блеснет,

И нежный голос мой, стенанье умеряя,

Вдруг слуха твоего коснется, замирая.

ФРАГМЕНТЫ

<1>

Облагорожен был, о Эта, склон твой шумный,

Когда неверный муж супруги неразумной,

Как знак ее любви, ревнивый дар приял,

Который злой кентавр отравой пропитал.

Он разломал твой лес, он на вершине темной,

Нагромождая сушь, сложил костер огромный

Из сосен, вырванных своею же рукой,

Поджег его, в огне, на шкуре золотой

Убитого им льва, встал, в небо взор вперяя,

10 На палицу свой торс могучий опирая,

И мига ждал, когда он станет богом сам.

А ветер выл, рычал. Бегущий к небесам,

Огонь ревел вокруг и, скрыв его из вида,

К Олимпу возносил бессмертный дух Алкида.

<2>

Она цвела красой, мне же было лет так мало;

Она меня не раз с улыбкой призывала

И на руки брала. Ее груди, лица

Рукой невинной я касался без конца.

Порой она меня и ласково, и мило

Как будто наказать за шалости спешила.

Когда влюбленные в смущенье перед ней

Толпились, гордая была еще нежней:

О, сколько раз (но что мы в детстве ощущаем?)

10 Я поцелуями был щедро награждаем!

Дивились пастухи и говорили так:

“Не может оценить младенец столько благ!”

<3>

И в прошлом вижу я душою умиленной,

Как, приложив свирель к моим устам, склоненный,

Меня с улыбкою он на колени брал

И победителем уже именовал.

Он управлял моим неопытным дыханьем,

И звуки полнились живым очарованьем.

И мог подолгу он со мною повторять,

Как робкие персты умело расставлять,

Чтоб, слабые, они искусством овладели

10 Отверстья зажимать отзывчивой свирели.

<4>

(ПОДРАЖАНИЕ ПЛАТОНУ)

Там возлежал Амур, и цвет его ланит,

Казалось, яблоко румяное затмит.

Едва под сень листвы вошел я, как на ветке

Висящие колчан и лук увидел меткий.

Средь благовонных роз, на мягких лепестках

Он мирно спал, и чуть улыбка на устах

Приоткрывала их, и пчелы роем новым[226]

Слетались мед сбирать к его губам пунцовым.

<5>

Желаю славную награду получить

И Эрихтония[227] искусство изучить.

Сей получеловек и полузмей, проворно

Свиваясь кольцами, легко скользил по дерну.

Когда-то первый он смог в колесницу впрячь

Горячих скакунов и их направить вскачь.

И, поднимая пыль и покоряя дали,

Квадриги с грохотом вдоль берегов летали.

На буйных игрищах бестрепетный лапиф[228]

10 Стал укрощать коней, верхом на них вскочив,

По кругу долго гнать и, истомив ездою,

Принудил гордецов смириться пред уздою.

И пена жесткие смочила удила,

Чтоб поступь звонкая размеренной была.

<6>

Когда в полдневный зной заманчив темный грот,

Под влажный, сумрачный вхожу неслышно свод,[229]

Где путь извилистый наяда пролагает,

По дну прозрачному, меж кресса пробегает.

Там долго я смотрю, как на траве густой,

Нагая, белая, под говор волн глухой

Спит нимфа, преклонив движением беспечным

Чело, увенчанное тростником приречным.[230]

<7>

На Иде[231] стонешь ты, бледна, простоволоса,

О, злополучная жена царя Миноса!

Среди благих трудов, о, если б никогда

Церера под ярмо не привела стада!

Стремишься ты узнать, ступая тайно рядом,

Пасется мирно бык под чьим недобрым взглядом,

На ложе из цветов беспечно где возлег

И белизну его омыл какой поток.

О, нимфы, станьте вкруг, замкните нимфы Крита

10 Долину цепью рук, от