что, если бы он стал у меня первым, это было бы неправильно. Нежелание морально портить ребенка, как говорил Гумберт. Однако Долорес Гейз, его маленькая Ло, Лолита, не была ребенком. Она призналась Гумберту в своей прошлой сексуальной связи с мальчиком, который был лишь чуть старше нее в летнем лагере, так же как я призналась мистеру Норту о своих связях с парнями из школы, которые все были чуть старше меня. Нет, я похвасталась. Преувеличила. Я позволила словам раздуваться на странице, потому что нестерпимо хотела, чтобы он видел во мне женщину, того, кого можно желать. Хотела, чтобы мистер Норт, Ник, хотел меня.

И я не понимала, почему мы все равно должны ждать; когда мне исполнилось восемнадцать, я не понимала – ведь он уже знает, я способна хранить секрет. Я не выдам его, не стану причиной его увольнения. Ни за что не поступлю так, и он это знает.

– Только когда ты окончишь школу, Дина, – сказал он. Стал называть меня Диной, как кошку из «Алисы в Стране чудес», в последнюю неделю учебы в школе. Кошка Алисы. Еще одна из его любимых книг.

Мы оба знали, что будет дальше, и от этого меня бросало в дрожь. Но в то же время я чувствовала себя счастливой. Он считал меня сексуальной. Все было совсем не так, как с моими прежними парнями. Они были лишь на пару лет старше меня, никому из них не было больше девятнадцати. Я волновалась, что не готова к разнице между телом юного парня и взрослого мужчины. Однако должна была быть готова.

Впервые сделала эпиляцию в зоне бикини. Не знаю зачем, удалять было мало что, но я убедила себя, что боль – это наказание за все то, что было до Ника Норта, что воск и муслин – мое покаяние. Я пыталась слушать, когда он рассуждал о религии. Знала, что он женится на мне, только если я пройду таинство причастия, отведаю плоть и кровь. Он хотел жениться на католической девушке, хорошей девушке. Я не была таковой. Пыталась, даже ходила на Эммаус[14], но безрезультатно. Я знала, что он разочарован.

Я считала ожог от жидкого воска своего рода таинством причащения. Я не могла запереться в башне и звать его, не могла отравиться яблоком и ожидать, что он найдет меня. Но могла сделать глубокую эпиляцию. И гордилась собой за то, что ни разу не закричала от боли. Даже не взвизгнула. Я уже не ребенок.

Перед этим я заказала онлайн кружевное белье, оплатив его папиной кредиткой (сейчас думаю: что, по его мнению, я покупала?), заплатила дороже за ускоренную доставку, чтобы посылка точно пришла к моему выпускному. Коробка от Victoria’s Secret с розово-черными лентами пришла за два дня до выпускного, и я примерила свою покупку, пока родители были на работе, а Лорен на тренировке по теннису. Была дома одна. Разорвала полиэтилен, в который был запакован каждый предмет одежды. Я выбрала светло-голубой полупрозрачный бюстгальтер, стринги и юбочку с сеточкой и черными лентами и бантиками. Примерила все, вещь за вещью. С крошечными крючочками и завязками. Уставилась на свое отражение в зеркале. Что-то выглядело неправильно. Полупрозрачная ткань каким-то образом одновременно выпячивала и скрывала, но в основном выпячивала. Я ненавидела свое тело. Растяжки на груди и бедрах наконец начинали бледнеть, и теперь были скорее лавандового цвета, но были видны шрамы на руках, крошечные светлые полоски, оставленные еще год назад, но все равно заметные. Видно.

Я никогда не позволяла парням смотреть на свое тело при свете. Никогда. Свет в их комнатах всегда был отключен, а на заднем сиденье автомобиля всегда была поздняя ночь. Как будто ничего бы не произошло, если бы они видели мою кожу. Однако я знала, что на этот раз у меня не получится спрятаться – он, вероятно, уже видел немало женщин и писал снова и снова о том, что не может дождаться, когда увидит меня «в чем-нибудь сексуальном». Поэтому я купила то, что, как мне казалось, ему понравится. Юбка скроет мои бедра, и может быть, он даже не станет снимать ее с меня в процессе, тогда и не увидит всего на самом деле.

Однако тогда в тусклом солнечном свете в коридоре я выглядела как ребенок в неподобающем наряде. На моем лице недостаточно макияжа, вот в чем дело. Я нанесла самые темные тени и помаду, растрепала руками волосы, надула губы и взглянула на себя вновь. Не работает. Стала выглядеть только моложе. Просто казалась глупой. Все это глупо. Я размазала ладонью помаду и босиком забежала в ванную, смывая косметику. Внезапно ко мне пришла мысль: «Это и правда может произойти. Он не захочет меня, потому что я ребенок. Я даже еще не уехала в колледж. Он, вероятно, спал с кучей красивых женщин. Я выставлю себя дурочкой. Я ничего не знаю. Я всего лишь какая-то сумасшедшая девчонка, он посмеется надо мной, он увидит перед собой маленькую девочку в нелепом наряде. Как я могла подумать, что такой мужчина, как он, может меня полюбить». Все эти мысли заполнили мою голову и отказывались ее покидать.

Я потерла глаза – пальцы стали черными от туши и подводки для глаз. Услышала, как машина подъезжает к дому. Мама. Забежала в свою комнату и быстро переоделась обратно в шорты и майку на лямках, черные хлопковые трусики с какой-то ярко-розовой надписью сзади. Услышала свое имя, крикнула в ответ, что наверху. Запихнула кружевное белье обратно в упаковку и сунула под матрас своей двуспальной кровати.

33

Все уже было решено – как только я окончу школу, мы будем вместе. «По-настоящему». Мы снова виделись с Ником почти каждый вечер, передавали друг другу записки в классах и даже в коридоре. С приближением окончания учебы, витающей в школе, все казалось свободнее.

Выпускной был единственным делом, которое я сделала без Ника. Но я не хотела туда идти. Я ходила на все школьные танцы за годы, проведенные в Хант, и, несмотря на то, что сейчас у меня были друзья (спасибо тайным заговорам учителя, устроенным для того, чтобы вернуть меня в социальную жизнь школы), я по-прежнему чувствовала себя лишней. Я никому не доверяла. До сих пор никому не призналась о своих будущих отношениях с Ником.

– Я не хочу, чтобы ты что-то упускала, – говорил он мне снова и снова. Выпускной нужен, это важный рубеж, кое-что, что будешь помнить всю оставшуюся