и так и не прочел записи в моей тетради, которыми я заполняла страницу за страницей, пока ждала его. Он не произнес этого вслух, а написал. На клочке бежевой бумаги для заметок. «Занят. Может, на следующей неделе, но не сейчас». Я все поняла.

Он по-прежнему встречался с блондинкой. Я рассталась с Джоном. Не могла больше носить в себе чувство вины. Несмотря на то, что мы с учителем не виделись так же часто, как раньше, несмотря на то, что теперь все стало иначе, я просто знала, что не смогу полюбить Джона так, как он любит меня. Внутри меня была пустота.

Я все еще ходила на уроки к мистеру Норту, но теперь сидела тихо, писала все меньше и меньше. Вокруг все менялось и трансформировалось. А я словно застыла.

Будто я возвращалась в тишину и темноту. Однако теперь у меня вроде бы были друзья. Другие школьники, с которыми я могла отправиться перекусить, пить бесконечный кофе и вместе смеяться. Никого слишком близкого, кто мог бы предать. Порой другие упоминали о том, что я провожу много времени с учителем, но помимо «о да, он о-о-очень клевый» и румянца на щеках при упоминании его имени, я ничего не говорила. Девчонки спрашивали, есть ли между нами что-то, и я возражала: «Хотелось бы! Если бы! В моих мечтах!»

Но оставаясь одна, я чувствовала себя покинутой. Недели шли, и мы практически не разговаривали. Я мало что писала в своих дневниках. Зачем? Это глупо.

Так продолжалось несколько месяцев. А потом – весна. Все изменилось.

День в классе его мастерской. Запах опилок. Он пытался уговорить меня, чтобы я писала в ответ, упоминал кофе, картофель фри с сыром, но мне надоело быть брошенной, так что я так и сказала. Мне все это уже не нужно. Мы переписывались в моем крошечном блокноте, такими, пожалуй, пользуются официантки, потому что блокнот отлично помещается в ладони.

Он вырвал листок и написал:

Неважно, что я думал, что это все совсем неправильно… Неважно, как мы злили друг друга порой… (и даже когда ты не в лучшем настроении) твои глаза улыбаются мне. Я слышу твои мысли, меня пугает идея о том, чтобы делать это или думать об этом, или быть этим человеком, или (ужас) знать это, но когда твои глаза и твои мысли говорят о том, что твои губы уже сказали, я знаю, что

Я

ЛЮБЛЮ

ТЕБЯ.

ПРАВДА.

УПС.

Протянул записку мне. Ждал. Наблюдал за моей реакцией.

Я сказала ему, что люблю его, лишь однажды, зимой, когда все это происходило, мы стояли поздно ночью между нашими автомобилями, припаркованными у закусочной, и я моментально пожалела о своих словах, мне хотелось поймать их в воздухе. Он просто улыбнулся мне и пожелал спокойной ночи. Я знала, что потеряла власть своим дурацким, подростковым, сентиментальным признанием в любви.

Это было несколько недель, месяцев назад. И он помнит! И тоже меня любит! Видит мою любовь к нему вопреки моему негодованию и недовольству. Вокруг нас словно сменилась погода, все, что было зарыто, вернулось вновь.

Мне хотелось прильнуть к его губам прямо в тот момент, наплевав на всех остальных учеников. Мне хотелось, чтобы он поцеловал меня, как в кино, когда вы танцуете, он наклоняет тебя и опускает голову, чтобы поцеловать. Но теперь я знала, как играть в эту игру.

Я подняла на него глаза. Встретила его взгляд. Медленно произнесла одними губами: «Ага».

Он забрал записку из моих рук, смял и выкинул в мусорное ведро, каким-то образом уже зазвенел звонок, и мне пора было идти. Он выписал мне справку, даже ничего не спросив, я знала, что все начинается сначала, что он никогда не перестанет обо мне думать, и все это лишь иллюзия, чтобы нас обезопасить. Знала, что он все еще наблюдает, я вытащила из мусорного ведра записку. Со справкой в одной руке и смятой запиской в другой, я отправилась на следующий урок, даже не думая об учебе. Знала, что он наблюдает. Обернулась и улыбнулась. Мы посмотрели друг на друга. И я точно знала. Это настоящая любовь.

31

В конце у меня появился выбор. К удивлению каждого, особенно меня, я поступила в несколько колледжей: Беннингтон, колледж Итака, государственную школу и Манхэттенвилл. Даже с моими сомнительными рекомендациями я оказалась нужна.

Манхэттенвилл предлагал оплатить большую часть обучения и был ближе всего к Нью-Йорку. Я не подала документы в колледжи города, все они казались слишком серьезными и недосягаемыми. Манхэттенвилл представлялся второй лучшей возможностью. Он был маленьким и недалеко от дома на случай, если у меня опять будут эмоциональные и психологические проблемы. Безопасным.

Беннингтон был колледжем, о котором я мечтала. Там не ставят оценки и не нужно выбирать специальность, студентов поощряют в создании собственного академического пути, и они получают лишь текстовое оценивание своей работы от преподавателей. Это маленький колледж в Вермонте, где много творческих людей. Мне казалось, именно такое место может меня вдохновить, но в то же время поддерживать настолько, что я буду чувствовать себя защищенной. Мне казалось, именно в таком месте меня заметят. И помогут. Я не знала, что хочу изучать – все? У меня было ощущение, что я потратила все свои школьные годы на лечение, депрессию и попытки прийти в норму. Не хотела продолжать упускать все.

Ник знал, что верным решением для меня был колледж Итака. Он среднего размера, с традиционным обучением, сильной и свободной школой искусств. Там есть театральная программа, и это один из немногих колледжей, предлагающих в качестве специальности писательское мастерство, не просто как дополнение, для новичков. Все это есть в Итака. Где проведет свой следующий год он. Где, как он сам сказал мне, мы можем быть вместе. На прошлых выходных он снова выступал и за день до этого сказал мне, что вторая его песня будет посвящена мне, кавер на Джона Майера Love Soon. «Он сыграл нашу песню». Я сошла с ума.

Мы никогда не целовались, но я знала, чего хотела. Я поставила галочку: «Принять предложение о поступлении», – и отправила свой выбор в Итака.

32

Я не была девственницей. Он знал об этом. Уже заставил меня написать обо всем этом. Не по годам развитый ребенок, согласный на все учитель. Но теперь мне исполнилось восемнадцать. И я тоже была согласна на все.

Он уже знал о моих школьных парнях, разбитом сердце и первом разе. Сказал, что он рад, ревнует, но рад, потому