— Интерес в том, что никто не должен знать, что ваша дочь — Избранница Источника.

— Хотите оставить его весь для себя? — она внезапно заливается смехом, падает на землю, закрывает лицо руками и бормочет что-то невнятное, стукаясь на каждой паузе затылком о землю. — Вот тебе… клятва… обет… другим можно… Источник так… великодушен… чтобы он высох.

— У нее истерика, — шепчу я архимагу, внезапно потеряв голос. От волнения.

Я не знаю, что делать, никогда не видела такого внезапного впадения в безумие.

Архимаг окатывает ее водой, на меня не попадает ни капли, но вода точно ледяная. Мать Алессы Коэн вскрикивает и задыхается, вскакивает на ноги, трясет головой.

Архимагу как будто не впервой наблюдать такое зрелище. Его не трогает дрожащая ведьма, обнявшая себя руками в попытке согреться и вздернувшая худые плечи. Алесса ведь похожа на нее, как я раньше не заметила?

Он обращается к женщине без всякого снисхождения, даже со скрытой угрозой:

— Кому еще вы рассказали о даре вашей дочери?

Его брови взмывают вверх от изумления, когда она отвечает:

— Никому, мне даже нельзя помышлять о подобном.

Она заходится в кашле, страшно содрогается всем телом, и я, повинуясь какому-то наитию, обнимаю ее за ледяные плечи и говорю первое, что пришло на ум:

— Ему не нужна власть над Источником, он и так архимаг, он хочет защитить меня.

— Защитнички эти знаешь куда привести могут? — она кривит губы, как будто собирается плюнуть в него. — Будешь потом старая и больная на обочине подыхать, а им ничего не станется.

Архимаг обижается, так искренне, что мне тоже хочется нервно рассмеяться, но смех застревает в горле. У архимага в глазах угрожающе пляшут зеленые искры. Я считала, что у них цвет надежды? Я ошиблась, это цвет угрозы. Источник или кто угодно, если он есть в этом мире, он должен мне помочь, найти верные слова, чтобы мы могли сесть и поговорить. Впрочем, зачем мне помощь? Я и так смогу их заставить договориться, раз весь сыр-бор из-за меня и Источника.

– Смотри, — начинаю я, разворачивая безвольно поникшую женщину в сторону дома, — он уже знает, что ты никому не скажешь, что я Избранная. Но ты могла бы поведать мне и ему о моем появлении на свет. И о том, какую клятву ты нарушила, а взамен… Мы тебя вылечим, если это возможно. Даже нет… сначала вылечим, а потом ты нам все расскажешь. Я имею право это знать.

Я делаю страшные глаза и пинаю архимага по икре, проходя мимо, он фыркает, но вслух произносит лишь:

— Возможно, если клятва касалась тебя.

— Тогда и о клятве я имею право знать, — киваю я. — Пока отдохни, мы вернемся как только все закончим.

Потом, когда мы доводим женщину до ее пристанища, и дверь за ней закрывается, архимаг недоуменно смотрит на меня:

— Но зачем?

— Просто так она бы нам ничего не рассказала, а мне это интересно. Как, думаю, и вам. Мало ли кто еще мог увидеть мое родимое пятно — хотя бы повитухи.

— Зачем ей помогать?

— Даром и по принуждению она вряд ли была бы откровенна. А если мы окажем ей услугу и спасем ее жизнь… это устанавливает доверительные отношения. Итак, вы мне поможете?

Он отчего-то смотрит на меня с уважением и кивает, ехидно улыбаясь:

— Если ты не боишься гигантских пауков, это будет легче. Если боишься — чуть сложнее.

— Пауки, конечно, не очень приятны, даже по вашему скудному описанию, — я загибаю пальцы, припоминая: — Зеленые, покрытые то ли тиной, то ли плесенью, хвостатые, на хвостах иголки, тонкие и смертоносные. Кстати, разве нельзя этот цветок альвендира достать в других местах? Купить в лавке в городе, вырастить?

Наша прогулка по горным тропам очень похожа на неспешное преодоление препятствий и напоминает мне… пожалуй, школьные походы, только без тяжеленного рюкзака. Мне всегда нравилось идти в неизведанные дали с классом, болтать, дурачиться и на мгновение замирать от величественной красоты гор и тянуться за фотоаппаратом. И как-то незаметно это настроение и легкость передаются мне из прошлого.

Наверное, поэтому я так беззаботно спрашиваю о важных вещах — общество архимага будит ассоциации с добрыми друзьями. И горный воздух кружит голову, словно у меня в голове водят хоровод белые пушистые облака. В этом круговороте тонут мысли обо всем неприятном, остается лишь ощущение легкости и счастья. Да, это не может не беспокоить. Алесса, еще немного — и ты в него влюбишься без памяти.

— Достать альвендир в городе? — переспрашивает он меня. Ему, кажется, тоже нравится брести по заросшим тропам, он задумчиво улыбается, когда смотрит на мелкие розовые цветы на обочине или поднимает глаза к бескрайнему синему небу. — Это чревато тем, что тогда ритуал может не сработать, цветок надо сорвать самому прощающему. Чтобы подтвердить серьезность намерений.

— Поэтому альвендиры растут в самых неприятных местах.

— В окрестностях Эмме да, здесь самый опасный маршрут.

— Подождите, объясните мне — источник должен карать всех так, как мать Алессы, за любое преступление? Зачем тогда придумана инквизиция, ведь маги обязаны быть паиньками…

— Не все так просто — Источник часто дарует нам свободу выбора, оставляя наказание за предосудительные поступки другим. Тем, кого он наделил подобной властью. Твой случай, точнее, случай твоей матери — исключение, когда маг поступил вопреки воле Источника и обещал что-то ему.

— То есть мы можем узнать, как найти Источник, если мать Алессы все нам расскажет? Поэтому вы согласились с нею на сделку?

— Я сомневаюсь, что ее слова будут нам полезны, — хмурится он, уставившись на большой валун, перегородивший нам дорогу.

Камень достает мне до пояса, слева обрыв, справа отвесная скала — обойти препятствие невозможно.

— Тогда почему вы… Вряд ли вы захотели побывать в дорогих вашему сердцу местах?

– Вряд ли, — соглашается он и немного краснеет. Задирает голову, разглядывая склон справа от нас. — Лучше не рисковать с магией, любой поток заклинаний вызовет обвал.

Я, кажется, угадала. Или нет. Смутился он тогда почему? И почему так обрадовался, когда вспомнил:

— Я должен осматривать все магические святилища хотя бы раз в год, чтобы проверить, в каком они состоянии. Древнее святилище, в которое мы направляемся, находится в ведении одного из орденов. От них не поступало информации о том, что что-то не в порядке. Но необходимо удостовериться.

— Значит, вы всего лишь решили выполнить часть своих обязанностей, — задумчиво говорю я.

Он отворачивается и обращает все свое внимание на валун. Обычный, серый, ничем не примечательный камень, подпирает склон, как великан.

— Ой, да подсадите меня, — машу я рукой. — Вы же сможете запрыгнуть сами?