– Не двигаться с места! Хальт! Скоро операции финиш, и вы все пойдете по домам. Яволь?!

– Вас накажут! – крикнула мать арестованной девушки. – Мы – почтенные горожане!

– Это военная операция! Милитер операцион! Ферштейн?! Действия согласованы лично с герром Янушем!

Дротик прервал речь незадачливого парламентера. Офицер упал на бок. Лишенные командира служивые открыли суматошную пальбу из арбалетов. От стрел потемнело в воздухе.

Издалека прилетел звон колокольчика. Сначала едва слышный, будто ветер принес отголоски музыкального перезвона, он стремительно нарастал. Баклан по имени Гордей отшатнулся от окна.

– Звоны идут…

– Звоны идут! – закричал Грек, зажал уши и присел на корточки, словно намереваясь справить нужду. – Гордей ресноту молвит! Звоны!

Власти вознамерились использовать оружие, запрещенное международной конвенцией. Причем не на поле брани, а в самом центре столицы! Звон колокольчика стал еще громче. Полицейские спешно нахлобучивали на головы шлемы, высокий осанистый мужчина в длинном сюртуке, с платиновым орденом участника войны на муаровой ленте, сморщился, будто у него заболел зуб. Он размахивал тростью, как витязь боевой палицей, сочный баритон разносился над улицей:

– По какому праву?! Вы обязаны уведомить население в канун операции! Номер вашего жетона!

– Шайзе! – крикнул поручик. Согласно присяге, он занял место старшего после того, как офицер вышел из боя. Он постучал пальцем по уродливому шлему на голове, давая понять, что ничего не слышит.

– Соблаговолите снять эту дрянь!

– Имеется конвенция Семи Держав! – поддержала мужчину дородная дама. Она держала на руках белого шпица. Песик заливался лаем, рвался с рук хозяйки.

– Точно так! – обрадовался неожиданной поддержке господин. – Согласно конвенции, власти не имеют права использовать орудия террора против мирных граждан. Вы – офицер, давали присягу императору!

По набережной медленно продвигалась машина со свастикой на капоте. Над кузовом возвышался огромный раструб, вроде гигантской трубы от граммофона. За рулем сидел офицер, с ног до головы закутанный в серебристую фольгу. Автомобиль остановился на перекрестке, мощность звонов нарастала. Звук догнал ветерана войны неожиданно. Даша впервые видела, как действует оружие. Поначалу мелодичный звон вызывал положительные эмоции, словно ласкающий слух колокольный перезвон. По мере приближения звука он становился нестерпимым, ныли зубы, кружилась голова. Третья степень уровня звонов вызывала паралич. Хотя, если вовремя использовать ватные тампоны, уровень вредного воздействия несколько снижался. Специальные защитные шлемы закрывали голову, на глазах имелись фильтры…

Звоны впервые применили Войска Коалиции против мадьярских солдат в битве под Краковом. С точки зрения военной стратегии мера была жестокой и бессмысленной. Мадьяры воевали из рук вон плохо, сдавались в плен батальонами при первой же серьезной опасности. Армия формировалась из рабочих и крестьян. Людям были чужды захватнические интересы короля Атиллы.

К тому же в тыловых частях процветала коррупция. Арбалеты были скверного качества, стрел не хватало. Воинам приходилась довольствоваться примитивной пращой. Металлические шарики, бьющие цель на расстоянии двухсот шагов, являлись предметом анекдотов у отлично экипированных войск Коалиции Семи Держав.

Стычки с мадьярскими и польскими частями рассматривались как жестокая охота. Промасленные, великолепного качества стрелы свистели в воздухе, павшие духом солдаты не решались высунуться из окопов. Военные испытали оружие в реальных условиях на живых людях. Ополченцы таращились на серебристый дирижабль, и никому не пришло в голову попытаться сбить воздухоплавательный объект. Не зная, как будут действовать звоны, инженеры установили максимальную мощность излучения. Парадокс смертельного оружия заключался в том, что при повышении уровня излучения звуки исчезали. Люди корчились в агонии.

Защитные шлемы продавались на черном рынке и стоили целое состояние. Рынок наводнили подделками, турки изготавливали в подпольных мастерских умелые копии. Симптомы интоксикации нейтрализовали зеркала.

Господин скорчился в три погибели, его вырвало прямо на нарядный сюртук. Он упал на четвереньки и пополз к оброненному девушкой зеркальцу, но поручик отфутболил его носком сапога. Пожилая дама побежала прочь, шпиц жалобно заскулил, спрятав нос под мышкой хозяйки. Парень с тиком сжал уши ладонями и принялся раскачиваться как маятник. Многие горожане поспешили к зеркальным витринам, застывая перед ними, как манекены. Как детишки в потешной игре, они дружно затыкали пальцами уши. Их отталкивали бакланы. В наступившей сумятице они не помышляли о сражении. Брошенные арбалеты и дротики пинали. Начавшееся стихийно восстание захлебнулось под воздействием губительных звонов.

Грек закрыл уши ладонями и приник к парадному зеркалу, словно генерал накануне парада. Сусальное золото лепной рамы пылало в лучах солнца. Даша спешно глянула в отражение на потолке. Дверь в квартиру содрогнулась. Сдерживая приступ тошноты, девушка поймала в перекрестии прицела отечное лицо поручика. Стрела просвистела бесшумно, кровь хлынула из подключичной вены. Молодец Родченко! Поклонник немецкой брани даже ничего не успел почувствовать, взмахнул руками и упал навзничь, словно уснул. Даша выстрелила еще дважды. Один полицейский получил стрелу в ногу, кинулся вперед, и леска опалила грудь. Человек закричал.

Скрипнули половицы, на паркете разверзлась черная дыра, и ухмыляющаяся голова Тихона появилась в комнате.

– Шибче двигай, чумичка! Псы перекрыли ходы!

Удивительная особенность действия звонов. Оружие было бессильно против альбиносов. Непонятным образом пониженная секреция мелатонина, обесцвечивающая кожу, нейтрализовала эффективность излучения – так данный феномен объяснила Даша, начитавшись в Интернете накануне свадебного путешествия популярной медицинской литературы. Вот и белобрысый Тихон только круглой башкой трясет да ухмыляется, как сытый енот! Тем временем адская машина удалилась, звоны стихли. Полицейские освобождались от шлемов, намереваясь атаковать подъезд с лицевой стороны.

– Дуру метай! Метай дуру, дроля[16] чумовая! – заорал Тихон.

– Сама знаю! – огрызнулась девушка.

Она не обиделась на фамильярное прозвище. Дролями в шутку бакланы именовали падших женщин, не лишенных привлекательности и обаяния. Она выхватила из сумки паровую гранату, рванула зубами фитиль, чтобы сократить время горения запала до минимума. Чиркнула кремневым огнивом, пенька занялась ярким пламенем.

– Метай! Метай! Зараз взорвемся! – вопил Гордей.

Даша швырнула двухфунтовую болванку в окно.

– Ахтунг! – крикнул один из полицейских и мгновенно закатился под фургон.

– Ахтунг! Ахтунг!!! – прокатился клич.

От взрыва зазвенели стекла. Под сильным давлением разлетелись осколки гранаты. Стремительно падало давление в эпицентре взрыва, уши заложило. Воздух засасывало в воронку, с опор сорвало прозрачную леску, хлестнуло невидимым концом по ногам полицейского. Он рухнул на колени, воздел ладони к небу, будто истовый богомолец. Температура стремительно повышалась, влажным жаром пахнуло в окно, и тело Даши покрылось липкой испариной.