Она начала говорить что-то про то, как провела этот день без него. По сути, весь день просидела дома. Помыла посуду, перестирала гору белья, приготовила ему вкусный ужин и целый час, если не больше, посвятила своему хобби – рисованию акварелью.

– Но ты же херово рисуешь! – воскликнул он, изумлённо оглядывая Катерину с ног, до головы.

– Да, но мне нравится, – она уже научилась принимать его оценки без эмоций. Теперь нужно было учиться настаивать на своём, не сдаваться и не предавать то, что любишь.

Катерина любит акварельные краски и пушистые кисточки, которые принимают изящную форму, касаясь ярких пигментов. Она любит зернистую бумагу для акварели и разноцветные капли красок, их вибрирующее любовью к жизни подражание миру вокруг. Она смотрит на пластмассовую палитру с красками и видит в ней алые ягоды шиповника, колдовские тона анютиных глазок, чувствует запах персика, хвои и зелёного яблока

– Всё понятно. Убила время бесполезнячиной, – своим вердиктом Золотая Голова заставил её очнуться, – а что у нас вкусненького есть покушать?

– Твоё любимое.

– А что у меня сегодня любимое? – небритая физиономия разъехалась в улыбке, золотистые, бронзовые и просто серые колючки на ней понеслись в разные стороны. У него, действительно, было много любимых блюд.

– Бефстроганов и картофельное пюре.

– Как же я тебя обожаю, солнышко моё! – он поднялся со стула, затушил сигариллу, аккуратно положив бычок под сиденье, чтобы докурить позже, притянул жену к себе и шумно расцеловал, – Ну, что сначала, – покушаем или пошпилимся? Не дожидаясь ответа, Золотая Голова исчез, и скоро из ванной комнаты послышалось торопливое шипение душа.

Катя зашла в кухню и тщательно вымыла руки. Затем она надела свой клетчатый фартук и подошла к плите. У бефстроганов есть несколько секретов. Во-первых, мясо должно быть определённого качества, и тушить его можно только с луком и специями, а вот соус нужно готовить непосредственно перед подачей, так как разогревать это блюдо не следует. Всё гораздо проще с картофельным пюре; полная кастрюлька восхитительных кучевых облаков со сливками и тщательно перетёртыми желтками томилась под грелкой в ожидании достойной этого пюре подливы.

Проворно растирая сметану, горчицу и молоко правой рукой, левой Катерина закинула в растекающееся по сковороде сливочное масло пригоршню нарезанных тонкими пластинами шампиньонов. Грибы зашипели, моментально наполнив кухню вопросом, витающим в их аромате: «а где же тимьян?» Скоро заклокотал соус для мяса, и вот – готово – теперь превосходному ужину потребуется лишь салат из свежих овощей и полбокала сухого белого. Если угодно!

Если угодно.

– Солнышко! Иди сюда! – послышался зов большого ребёнка. Жена, как заботливая мама, поспешила к нему и зашла в ванную комнату, чтобы обнаружить, что золотая голова уже превратилась в серую, намокнув. Вода проявляет наши истинные краски, волосы – тоже акварель. Погруженный в пенную воду, Серая Голова задумчиво тыкал пальцем в планшет.

– Солнышко! Посиди со мной, мне скучно, – попросил он.

– Дай, я выключу плитку.

– Только побыстрее! А то я соскучился тут, – голос Растрёпки звучал капризно.

Катя вернулась на кухню, выключила плиту и налила себе чашку чаю, отрезав ломтик лимона. Нож не помешало бы заточить, плотную кожуру пришлось пилить. Лимон брызгал соком в мучительной агонии, добавляя ароматов в кухне. Катерина налила чаю в свою любимую чашку и осторожно понесла её на тонком блюдце в ванную. Пока Серая Голова наплескается, она бы успела чаю напиться; обычно он любит подолгу сидеть в ванне.

Проходя мимо стеклянного стола со своим рисунком, Катя вдруг поняла, чего не хватало узору блюда; нужно было углубить тени, добавить синего. Она поставила чай на стол и принялась за рисование, ей понадобилось бы буквально несколько минут для того, чтобы закончить этот этюд.

Серая Голова неожиданно материализовался прям передо Катей, – белое полотенце вокруг бёдер, серые волосы зализаны на затылок, лицо выбрито, ноздри загнутого к низу тонкого носа раздуты от возмущения. Кот поспешно спрыгнул с табурета и трусливо растворился.

– Ты почему так обламываешь? – Серая Голова рассердился, – я же сказал – «покушаем» или «пошпилимся»! Я не говорил, «игнорируй меня и занимайся безполезнечиной». Дай сюда! – не дав Катерине опомниться, Серая Голова выхватил лист с недорисованным натюрмортом из-под её носа и разорвал его, обрывки швырнул на пол.

– Ты ошалел, скотина?

– Что ты сказала, сучка?! – Бах! – Это на пол летят её краски, «Виндзор и Ньютон», их разноцветные брызги разлетаются по белым стенам маленькой столовой как праздничное конфетти. Салют образованию! Виват, жизненный опыт.

– Я сказала, что ты – скотина, – повторила Катерина, приподнимаясь над столом.

Его удар по её лицу разражается новым фейерверком, и вот, Катя видит множество серебряных звёздочек перед глазами, – теперь это уже механическое раздражение её сетчатки и повреждение зрительного нерва.

– Повтори! Буду тебя учить уму-разуму, раз не научили, как разговаривать с мужчинами. Повтори! – Серая Голова яростно смотрит на жену, синие глаза горят негодованием, алые маки возбуждения расцвели на щеках, от которых ей даже на расстоянии пахнет кремом для бритья фирмы «Искусство остроты».

– Повтори, я сказал! Кто я?

– Скотина ты, – он здесь, чтобы Катя училась настаивать на своём. Она нагнулась, чтобы поднять с пола свои краски, но снизу её встретил новый удар, теперь серебряный фейерверк рассыпался сотней звёзд со стороны правого глаза. В носу резко запахло кровью, и тут же тепло заструилось по передним зубам. Сначала это не больно. Боль догнала минут через пятнадцать.

Катерина оказалась в ванной, нагнувшись над раковиной, сплюнула.

Капли алой крови упали на белый кафель, распустились роскошными астрами, потом растворились и исчезли. Она полоскала рот холодной водой, потом рассматривала в зеркало. Повреждения не очень сильные, кровь лилась потому, что мягкие ткани щеки разбились о края зубов по его ударами.

Ничего страшного, это скоро заживёт. Катя взяла свою парку с надписью «Диснейленд. Всегда в твоём сердце» и вышла на улицу. Проходя мимо столовой, она видела, как за столом, сияющим алой раной пролитой акварельной воды, сидел Серая Голова и, читая что-то в планшете, ел картофельное пюре прямо из кастрюли, неловко черпая его большой ложкой, зажатой в кулаке. Он сделал вид, будто не заметил жену.

Опустились сиреневые сумерки. Остывающий воздух веял пронзительной свежестью перечной мяты. Катя закурила. Честный и горький привкус сигареты у неё на языке, в горле. Курилось легко. Она выпустила дым из носа, и сразу перестало пахнуть кровью.

– Малыш, ты собираешься извиняться? Еда очень вкусная. – Голос Серой Головы звучал гнусаво и неуверенно.