– Думаю, скучаешь. Ты ж натура деятельная, творческая.Знаешь, что вам с Санькой нужно?

– Ребенка, – сказали они хором.

И рассмеялись, так это ловко у них получилось, будто долгорепетировали.

– Так что, у тебя по женской части проблемы? Тогда давайзавтра ко мне, у меня приема нет, но для родственников – исключение.

– Да нет, – Оля покраснела. – У меня все в порядке. ПростоСаша не хочет.

– Чего так?

– Говорит, пока не время.

– Потому что молодые, что ли? Так он же зарабатывает. Развене прокормите одного ребенка? Мы с Татьяной, если что, поможем.

– Не в этом дело. Кать, он говорит – время сейчас для детейопасное. А когда оно будет не опасное-то? – Оля готова была заплакать.

– Не реви, – жестко сказала Катя. – Если Санька говорит, онзнает, что говорит.

Она задумалась. Да, племянничек, ты выбрал трудный путь.Опасней чем военная тропа. Но жизнь-то должна продолжаться!? Иначе и быть неможет.

– Знаешь, Оленька, – сказала она совсем другим голосом, такговорят с больными детьми, – ты не спеши. Вы такие молодые!… Даже завидно.Подожди немного. Сейчас у Сашки сложная полоса. А ты дождись, когда посветлеет,и сразу бери тепленьким. Ты, Оль, успей втиснуться в щель, а то я Саньку знаю.У него все не просто так, он легких путей не ищет. Ты ему на мозги капай проребеночка, но не дави. Вот увидишь – согласится. Рано или поздно.

– Лучше рано, – мрачно ответила Оля.

Но от откровенного этого разговора ей стало легче. Хорошаяона, Катя. Интересно, а почему у нее нет детей?

– Все, хватит бездельничать, – поднялась Катя. – Твойкоридор, моя ванная. И, кажется, все?

– Кать, я тебя люблю, – невпопад ответила Оля…

Кос вернулся из своих Средних Азий мрачнее тучи… Еще всамолете он отрепетировал обвинительную речь, с которой намеревался выступитьперед Белым. Но когда дело дошло до конкретного разговора, все красивые словакуда-то подевались. Поэтому он решил без всяких прелюдий взять быка за рога…Трудный разговор состоялся в офисе…

– Нет, Белый, ты что-то темнишь! – Космос, опершись локтямио стол, сжал кулаками виски.

– Перебрал, что ли, вчера? – усмехнулся Саша.

Кос скривил в улыбке губы:

– Есть немного. Но не в этом дело. Не нравятся мне, Саша,все эти ваши непонятки. У меня такое ощущение, что будто что-то происходит замоей спиной. Что-то такое, чего я просто не понимаю. Я что, не при делах? Аесли при делах, то при каких? Не врубаюсь. И это мне не нравится.

– Что именно не нравится? Давай по порядку, – довольножестко глянул на Коса Саша, откладывая в сторону стопку бумаг, над которымикорпел с самого утра. Как достала его эта бумажная канитель, кто бы знал! Но –куда деваться? Лично не просмотришь все – пропадешь как пить дать.

– Да не только мне. Многим не нравится, – настаивал Кос.

– Ну, давай, давай, мочи уж сразу – от лица всех. Ты их попальцам будешь перечислять? Или как?

– Белый! – Кос наклонил голову. Он был похож на крупнуюусталую птицу. Птиц скривил губы влево и жестом остановил Сашу. – Это твой,конечно, кабинет. Но ведь немного и наш, а? Так что не надо со мной такговорить. Я, между прочим, и сам общее дело делаю и разумею. Если ты хочешьбыть всех умнее, то хотя бы объясняй нам, тупорылым, что к чему. – Космосвыразительно постучал себя костяшками пальцев по голове. Забыл, видно, чтобольное это место сегодня. – А то все напрягаться начинают. Разве ты сам этогоне замечаешь?

– Допустим, замечаю. – Саша тоскливо глянул на бумаги. Такему до ночи домой не попасть. Черт, и пообедать сегодня не успел. – И чтодальше? – Он немного повысил голос, чтобы ускорить Коса. Что он тянет кота захвост?

Хотя… В общем-то, по большому счету Кос прав. Прав, блин.Тысячу раз прав.

– Ладно, не наезжай. – Кос уже готов был зарыть чуть было невырытый топор войны. Какая там война, между братьями-то? Свои люди же, что, неразберемся? – Но Сань, это ведь, между прочим, я сижу за одним столом сджигитами Фархада, это я слышу от них, что плохо у нас дела. Что Белый в Европемало продает и много теряет. Что металл – металлом, а дурь – дурью.

– Мы что, мало им за металл отстегиваем? – удивился Саша.

– Да нет, Белый, ты пойми. Они хотя люди и азиатские, носчитать не хуже нашего умеют. И понимают, что доходы от металла ни в какоесравнение не идут с бабками, которые можно получить от дури.

– Кос, Пчела над этим работает. Но пока у нас всегонесколько надежных каналов сбыта. В остальном – кислород начисто перекрыт. Илиты готов лечь под них и, как дешевая вокзальная проститутка, за гроши имдавать?

Кос отрицательно замотал головой. Саша развел руками:

– И я полагаю, что этого не будет. Я готов еще потерять, ночтобы потом получить сразу все. Ты меня понимаешь?

– Я-то тебя понимаю. Но можно было бы потихоньку ивнутренний рынок осваивать – в портовых городах, в Сибири дурь гнать – там ужемного небедных людей наметилось. Не заметишь, как клевать начнут.

– Кос! Проехали! Я тебе сто раз говорил, что в России и ценыне те, и нас сразу за задницу схватят – сорвем немного, а потерять можем все.Ты, Космос Юрьевич, лучше слушай сюда.

– Ну? – искренне заинтересовался Кос, увидев, как в Сашиныхглазах блеснули озорные искры: явный признак того, что Белому в голову пришелочередной гениальный план.

– Расклад ты знаешь. Наши металлические парни сидят в Вене ипродают наш общий алюминий. Не зная о том, что мы перевозим еще кое-что в этихзолотых чушках. С другой стороны, Куделя и Фатос и так уже стоят на ушах,подозревая друг друга во всех семи смертных грехах. С этими двумя отморозкамиработать нельзя. От них можно только избавиться.

– Как, Белый?! Да за ними такие силы стоят! Вот здесь-тонаши задницы в опасности, а не в России!

– Да никто особо за ними не стоит, – отмахнулся Саша. –Больше понтов. И, главное – они с пол-оборота готовы перегрызть друг другуглотки. И мы должны им в этом помочь, соображаешь?

Космос пожевал губами, закатил глаза к потолку, постучалкулаками друг о друга:

– Потихоньку пробивает…