Марии Терезии – Божьей милостью Императрице Священной Римской империи, Королеве Германии, Венгрии, Богемии, Галиции и Лодомерии, эрцгерцогине Австрии, герцогине Бургундии, Штирии, Каринтии и Карниолы, великой княгине Трансильвании и пр.

Будучи подданным Вашего Императорского Величества, родившись в Глинно, в четырех милях от Львова, и там выросший, я стал в этом городе раввином. Так случилось, что в 1759 году там появился некий Яков Франк, якобы неофит, живущий ныне в Брюнне, сын еврейского учителя. Его отец, подозреваемый в принадлежности к секте саббатианцев, был изгнан из общины и поселился в Черновцах на молдавских землях. Этот Яков Франк, хоть и родился в Королёвке, много поездил по свету, женился и имеет дочь, после чего принял магометанскую веру и саббатианцами провозглашен хахамом.

Со стыдом признаюсь, что также принадлежал к этой секте и полагал себя его последователем. По глупости своей я считал Франка не только великим мудрецом, но и воплощением духа Шабтая и чудотворцем.

В начале 1757 года вышеупомянутый Франк прибыл в Польшу и призвал всех верующих переехать в Иванье, во владения епископа Каменецкого. Там он объявил, что король Шабтай Цви должен был обратиться в веру Исмаила, что бог Барухия тоже должен был пройти через нее, а также через православие, но он, Яков, должен принять назарянскую веру, ибо Иисус Назарянин был оболочкой и шелухой плода и Его пришествие свершилось только затем, чтобы проложить путь истинному Мессии. И поэтому всем нам следует pro forma[199] принять эту веру и соблюдать ее в глазах христиан более тщательно, чем сами христиане. Мы должны жить благочестиво, но никогда не жениться на христианках, поскольку, как сказал Сениор Санто, то есть Барухия: «Блажен тот, кто позволит все запретное», он также говорил, что дочь чужого Бога запретна. Поэтому не следует никаким образом смешиваться с другими народами, но оставаться в глубине своего сердца верным трем узлам веры наших королей: Шабтаю Цви, Барухии и Якову Франку.

После долгих гонений на нас со стороны евреев, защищенные протекцией епископов Каменецкого и Львовского, осенью 1759 года мы приняли крещение.

Франку, который после приезда из Турции был беден, сразу дали много денег, во что я тоже внес свой вклад, пожертвовав ему для начала 280 дукатов.

Затем вышеупомянутый Франк отправился в Варшаву и там заявлял всем, что он властитель жизни и смерти и что те, кто поверит в него всем сердцем, никогда не умрут.

Однако когда, несмотря на все это, некоторые из самых близких ему и самых верных последователей умерли и у него просили объяснений, он сказал, что они, очевидно, верили в него недостаточно искренне.

Некоторые из окружения Франка, желая подвергнуть его испытанию, донесли обо всем церковным властям…

– Так было? – спрашивает Голинский человека, который ему диктует и чьи слова он записывает красивым почерком, лишь слегка спотыкаясь на длиннотах немецких выражений. Но тот не отвечает, и Голинский продолжает писать:

…Дело было передано в суд, состоящий из коронного канцлера, капитула и епископов. Большинство сторонников Франка открыто признали свою ошибку и поклялись отречься от подобных воззрений и отныне жить по-христиански. А Франка приговорили к вечному заточению в монастыре в Ченстохове. К сожалению, этот человек, одержимый сатаной, умеет привлечь к себе людей. Они поехали к нему в тюрьму и щедро его одарили. Многие остались там с ним, поскольку он сумел внушить, что его арест был необходим. И снова я вынужден со стыдом признать, что также был там и оставался с ним в его тюрьме до самой смерти жены Франка и ее похорон.

Эта смерть произвела на многих большое впечатление, как и учение Франка, в котором он восхвалял поступки, оскорбляющие человеческую природу и нравственность. Именно тогда я отступил от него и сделался его врагом. Покинув Ченстохову, я вернулся в Варшаву, где жил с женой и ребенком. Теперь моя жена уже четыре года проживает в Брюнне при дворе Франка, с недавних пор – с каким-то любовником…

Рука Голинского останавливается на этом слове: Gefährte[200].

– Это вам тоже уже известно? – спрашивает он.

Тот не отвечает, поэтому Голинский, помешкав, продолжает писать:

…она была с Франком и его дочерью в Вене, а теперь, вернувшись в Брюнн, встретилась со мной и, вновь ощутив ко мне естественное влечение, открыла мне, что Святой Господин, как называют Франка его последователи, еще тогда, в Ченстохове, приказал меня и других бунтовщиков убить во сне.

– Но это неправда. Ничего такого не было, – говорит удивленный Голинский, однако продолжает писать:

Она узнала об этом, поскольку ей там полностью доверяли, ведь это дочь одного из самых верных последователей Франка. Поэтому жена предупредила меня, чтобы я спасался и немедленно уезжал. По этой причине я подал жалобу коронным властям, и они даже начали расследование, предварительно записав мои показания в протоколе, с которым можно ознакомиться в Варшаве.

Когда в Польше начались беспорядки, Франк нашел возможность при посредничестве русских войск освободиться из тюрьмы. А затем отправился в Брюнн, где безнаказанно распространяет свою дьявольскую веру.

Кучеры Франка, конюхи, слуги, верховые, гусары, уланы – словом, все его окружение состоит сплошь из обращенных иудеев. Каждые четырнадцать дней к нему прибывают мужья, жены, сыновья и дочери из Польши, а также Моравии и даже из Гамбурга, с богатыми подношениями, лошадьми; это тоже выкресты из той же секты, которая – как мы видим – распространяется по миру. Они целуют ему ноги, остаются на несколько дней и уезжают, на их место прибывают новые, и эти паразиты размножаются с каждым днем.

Хорошо знаю, что слова мои ни в коей мере не являются доказательством, но я готов быть заключен в тюрьму до тех пор, пока расследование Его Императорского Величества не подтвердит эти неслыханные непотребства, о каких никто не слыхал от сотворения мира, и мой донос…

Голинский на мгновение задумывается над этим словом, наконец пишет:

…будет доказан по всем пунктам.

Поэтому я смиренно, на коленях, ходатайствую перед Вашим Императорско-Королевским Апостольским Величеством о том, чтобы по причине важности этого вопроса меня здесь, в Вене, подвергли очной ставке с Яковом Франком, в результате которой были бы раскрыты все преступления Франка, а я бы смог вернуть тысячу дукатов, им у меня взятую, при этом, учитывая совершенные ранее ошибки, кои жажду исправить настоящим откровенным признанием, я надеюсь на снисхождение.

Покорный слуга Вашего Императорско-Королевского Апостольского Величества

– Яков Голинский.

Человек, диктовавший ему