утверждает, что его болезни – от злоупотребления здешним гермелином[202], местным сыром, который Господь ест горячим и помногу. Ни один желудок не в состоянии столько переварить, сердится она. На сей раз, однако, снова дает о себе знать болезненная грыжа. В нижней части живота, почти в паху, появляется уплотнение, торчащее из брюшной полости. У Якова уже так было в Иванье. Виттель и те, кто обслуживает Господина днем или ночью, взволнованно твердят, будто у него два члена. На кухне болтают, что второй член появляется, когда должно случиться что-то важное. Женщины хихикают, на щеках у них выступает румянец.

Грыжу, от которой якобы нет лекарства, – возможно, впрочем, эта болезнь все же является видимым признаком благословения, – Господин лечит сам. В его любимом лесу под Брюнном есть дубрава, там Господин выбирает молодой дуб и велит рассечь его вдоль, затем разжигает огонь и кладет туда камень и подожженный трут. Потом раскладывает вокруг розги и велит всем удалиться. Так он делает несколько раз, и грыжа исчезает.

Тогда же Яков посылает за Эвой в Вену и привозит одного художника, который специализируется на портретах-миниатюрах. Яков заказывает три. Эва позирует, недовольная, что ее отвлекли, ведь император может вызвать в любую минуту. Миниатюры отправляют братьям в Гамбург и Альтону с просьбой оказать финансовую поддержку двору и лично Деве, которая близка к императору, что Яков велит особо подчеркнуть.

Во время вечерних занятий, которые часто затягиваются до поздней ночи, Яков сначала рассказывает сказки и притчи, затем начинается более серьезная часть. Слушатели занимают все свободные места: старшие усаживаются в кресла, на диваны и скамьи, принесенные с этой целью из столовой, молодые устраиваются на полу на турецких подушках, которых тут повсюду полно. Мысли тех, кто отвлекся, обращаются к собственным делам, и только время от времени размышления прерывает чей-нибудь не очень умный вопрос или внезапный взрыв смеха.

– Мы сделаем три шага, запомните, – начинает Господин.

Три шага: один – крещение, второй – вход в Даат, а третий – царство Эдома.

Ris miniaturaEwaFrank

В последнее время Господин полюбил говорить о Даате, что на древнееврейском означает знание, величайшее знание, такое же, каким обладает Бог. Однако оно может быть доступно и человеку. Это также 11-я Сфира, которая стоит внутри Древа Сфирот, и сначала ее не сумел познать ни один человек. Тот, кто отправится вместе с Яковом, пойдет прямо к Даату, а когда они туда доберутся, все будет отменено, в том числе и смерть. Настанет освобождение.

Во время лекции Енджей Дембовский раздает напечатанные изображения Древа Сфирот. Он недавно это придумал и доволен, что и они могут воспользоваться современными, модернизированными методами просвещения. Так слушателям легче представить себе место спасения в общем плане творения.

О влечении к загадочным экспериментам с материей

Томас фон Шёнфельд, который после смерти отца вложил вместе с братьями средства в заморскую торговлю, теперь пожинает первые плоды. Несколько раз в год он ездит в Амстердам и Гамбург, а также посещает Лейпциг и возвращается оттуда с хорошими контрактами. Братья основали в Вене небольшой банк и ссужают деньги под проценты. Томас также проводит для императора некую довольно загадочную рекогносцировку относительно Турции, при этом охотно и по праву пользуется обширными связями своего дяди, Якова Франка.

Яков часто вызывает его письмами; через Томаса он занимает деньги в венских банках. Томас привозит векселя. Он уговаривает Якова положить полученные из Польши деньги в банк под проценты или сделать прибыльное вложение, а не держать в бочках в подвале, как требуют Чернявская с мужем – теперь они придворные казначеи.

Но самое главное в этой необычайной любви дяди и племянника – странные визиты «братьев», как их называет Томас, таких как Эфраим Йозеф Гиршфельд и Натан Арнштейн, оба богатые промышленники из Вены, Бернхард Эскелес[203], банкир, совершенно не интересующийся деньгами, а еще некий печатник – граф и крестный отец Томаса фон Шёнфельда. Этот граф скоро будет ходатайствовать о дворянском титуле для своего крестника.

Пока что Томас пользуется приставкой «фон» нелегально, в основном во время поездок в Германию или Францию. Но в то же время, также и по его инициативе, уже начата переписка по поводу баронского титула, который хочет получить Яков Франк. Здесь, в Брюнне, он использует фамилию Добрушка – по праву, поскольку находится в родстве с семейством Добрушек из Проссница. Итак – Йозеф граф Добрушка. Яков – имя парадное, пурпурный плащ, надеваемый по особым случаям.

Задолго до смерти Марии Терезии в 1780 году на письменный стол ее сына ложится ходатайство об австрийской нобилитации Якова Франка – польский дворянский титул он уже получил, – написанное подобающим, подкупающе красивым стилем Томаса фон Шёнфельда. Второй документ, приложенный педантичным и лояльным секретарем, – донос, составленный тем характерным образом, каким обыкновенно пишут доносы, – безлично, с непоколебимой уверенностью и в то же время будто бы шепотом:

…следует отдавать себе отчет, что существовало в прошлом и неизбежно существует сегодня знание, не доступное широкому кругу, направленное на предметы, казалось бы, естественные, которые, однако, трактуются как сверхъестественные, а также традиция рассматривать происходящее на нашей планете при помощи веры в циклы. Эта традиция смело обращается к тому, на что мы, богобоязненные католики, не осмелились бы, – рассмотрению проблемы Божественной Сути. Говорят, что подобное учение содержится в халдейской книге мудрости под названием Зоар. Эта мудрость выражена там туманным и специфически аллегорическим образом, так, чтобы посторонние, не умеющие пользоваться числовыми техниками и буквами древнееврейского языка, не могли ее понять. Впрочем, это относится и к евреям – лишь немногие в состоянии уразуметь то, что там написано. Среди тех, кто умеет это делать, – подданный Его Величества, проживающий в Брюнне Франк. У таких, как он, достаточно знаний, чтобы проводить загадочные эксперименты с материей и удивлять непосвященных. Чистой воды шарлатанство, но оно создает вокруг этих людей атмосферу чего-то необычного и порождает ложные репутации. Однако говорят, что после разрушения Второго Храма остатки этих знаний разошлись по всему Востоку, главным образом по арабским странам. Арабы же передали его тамплиерам…

На этом месте император тяжело вздыхает, он бы не стал читать дальше, кабы не тот факт, что имя знакомое. А потому продолжает:

…которые снова привезли его в Европу, положив начало многочисленным ересям. Это знание или его фрагменты стали краеугольным камнем верований и деятельности масонов, однако же не всех, а лишь тех, среди которых важное место