— Просто заранее был уверен — приду к тебе и точно не захочу возвращаться в тот кошмар, — отзеркалив его улыбку широким оскалом, ехидно протянул я в ответ.

— Могу тебя понять. Чувство ответственности за тысячи чужих жизней, не то, чем можно безоглядно наслаждаться. Хотя бывают удивительные исключения, но ты явно не из их числа. На этом фоне твоё отчаянное желание взвалить на себя ответственность за как можно большее число людей выглядит особенно странно. Впрочем, тебе даже идёт. И эдак одобрительно кивнул в конце, словно бы лично свидетельствуя — идёт, да ещё как. Вот же ш, ископаемое!

— Ну надо же хоть кому-то из нас быть неотразимым. Особенно в те моменты, когда судьба преподносит подарки, к которым ты был совершенно не готов, — в очередной раз пытаясь одержать верх в битве слов, я всё же не сумел сдержать тяжёлый сдох, что сорвался с моего языка против моей же воли. Невероятное вероломство с его стороны, если задуматься, но призвать наглеца к ответу я не успел. Хагоромо, как и сотни раз до этого, мгновенно уловил перемену моего настроения и тут же всё понял, и по уже сложившейся привычке ответил на так и невысказанный мною вопрос:

— Единственный показатель нашей готовности к любому событию — тот факт, что оно с нами всё-таки произошло. А все остальное — просто разговоры. Ты делаешь то, что можешь и так как считаешь правильным, никто не может большего.

— Красиво сказано, — недовольно буркнул я, привычно усаживаясь прямо на овеществлённое ничто, — Может даже мудро, но мне с этого ни горячо ни холодно. Там умирают мои ребята и те за кого я несу ответственность. Умирают, потому что мне не хватает силы и знаний. Ненавижу это чувство! Боль, страх, горечь, тоска — всё это можно перетерпеть, но беспомощность, граничащая с отчаянием… Всё бы отдал чтобы никогда её не испытывать.

— Так не испытывай, — как само собой разумеющееся произнёс Мудрец. Из уст кого другого это могло бы здорово вывести меня из себя, ведь каков совет — не испытывай! Но я привык. Уверен, для самого Хагоромо как раз-таки не было бы ни каких проблем просто взять и перестать винить себя за что-либо, просто он не хочет, а потому корит — считает это своим долгом, но не видит в этом проблемы для других. Всё же, в такие моменты я отчётливо понимаю, что он точно такой же безумец, как и я сам.

Хотя ладно, не буду совсем уж завираться, до его уровня мне ещё далеко, но судя по последним событиям я стремительно сокращаю разрыв. Есть чем гордиться…

— Рад бы, но ты сам не раз обращал внимание на мою любовь к самобичеванию, а тут такая возможность — грех упускать.

— Ирония тебе тоже к лицу, — даже не думая обижаться, мягко ответил старик, чуть наклонив рогатую голову в бок, — Но я понимаю что тебе сложно принять мой совет, и даже не потому что контролировать свои эмоции ты никогда не учился, собственно тебе в этом и особого смысла нет, в них скрыта немалая часть твоей силы, но суть твоей проблемы в другом. Справляться с вызовами судьбы самостоятельно, делать больше, чем можешь, и рассчитывать только на себя даже в окружении доброй дюжины рук, готовых тебя подхватить — не самая удачная тактика, зато крайне выигрышная стратегия. Довольно опасная, но, несомненно, выигрышная. Всегда. При любых обстоятельствах. Ты понял это рано, слишком рано на мой взгляд, толком не успев распробовать какова же на вкус бескорыстная помощь и поддержка, вместо этого ты сам всегда подставлял другим своё плечо. И теперь, попав в ситуацию когда тебе волей не волей приходится рассчитывать на других, ты просто не знаешь как поступить, ведь они — не ты. То, что для тебя было бы детской забавой прочим может оказаться непосильным испытанием, то что ты бы и не заметил, других способно убить. Тебе пришлось заново учиться понимать людей, смотреть и оценивать их возможности, и вдруг ты осознал, что они до умопомрачения хрупкие существа.

— Ну совсем уж блаженного из меня не делай! — возмущение моё было в высшей мере праведным, — Я не столь далёк от жизни что бы не осознавать таких вещей!

— Но и не так близок что бы постоянно держать их в уме. Вспомни хотя бы как долго ты искал задание для тех трёх детишек, и сколько раз хотел силой оттащить их обратно в Коноху, прекрасно понимая, что добровольно они ни за что не уйдут.

— Ну нашёл кого в пример приводить! Ещё бы младенцев грудных вспомнил, вот уж чьи возможности точно не оценить!

— Могу и их, но ведь ты и так прекрасно понял, что я имел в виду. Ты слишком привык мерить всё по себе, и впервые за долгое время вспомнив, что являешься скорее исключением из большинства возможных правил, ровно, как и большая часть тех, кто окружает тебя в повседневной жизни, совсем уж занизил возможности своих подопечных.

— Этим подопечным и двадцати нет!

— А я говорю не только про твоих детишек, но про всех сразу, чтоб уж наверняка.

— А можно сказать прямо, что бы я сразу сделал вид что всё понял и мы оставили наконец эту тему? — сам не веря что такое возможно поинтересовался я, но надежда, как известно, умирает последней.

Однако Хагоромо всегда умел оставлять меня в дураках, а потому спокойно ответил:

— Разумеется. Перестань недооценивать потенциал простых людей, иначе можешь очень неприятно удивиться.

Они куда могущественнее, чем тебе кажется. Не только те кому ты помог стать сильнее и вывел на проторённый твоими могучими лапами Путь, а вообще все. Без исключения, просто не каждый своё могущество может найти.

— Когда это я их недооценивал? — скорее для справки, возразил я, уже устав от спора, в котором неизменно окажусь проигравшим. С этим стариком по-другому просто не бывает.

— Тебе по порядку перечислить? А то список длинный, а я знаю, что нет способа лучше надолго отвадить тебя, чем занять нудной и монотонной работой. И боюсь моё перечисление всех тех моментов, когда ты откровенно занижал возможности простых людей или шиноби, попадает под это определение.

— Ты очень любезен, — яда в моих словах хватило бы и Биджу, Однохвостому так точно, — Но оставлю это удовольствие на тот момент, когда всё-таки решу свести счёты с судьбой, а то она у меня с характером. Ей полезно иногда страдать столь же сильно как я.

— Нет так нет, — покладисто согласился мой собеседник, сверкая глазами. После чего мы оба надолго замолчали. Я для того чтобы обдумать услышанное, а он чтобы предоставить мне такую возможность.

Наконец я тяжело спросил:

— Как у тебя это получается?

— Что именно?