и ведешь себя со всеми как сволочь?

– Может быть.

– Типичный мажор, избалованный и вечно недовольный.

– Вообще-то нет. У родителей много денег, но меня никогда не баловали.

– Ты же говоришь, что у тебя все есть.

– А еще я говорю, что мне не хватает чего-то важного, а чего – я и сам не знаю.

– Ну, а у меня жизнь отобрала единственное, чем я дорожила, так что я прекрасно знаю, чего мне не хватает.

– Да уж, два сапога пара.

– Мы с тобой? Скажешь тоже! – Сильвия ухмыляется. Потом переводит взгляд на Андреа. – По-твоему, что такое счастье?

– Избавиться от пустоты в душе. Но если поспешишь, рискуешь заполнить ее первым, что попадется под руку. И если даже потом найдется что-то действительно стоящее, то в душе уже не окажется места, и шанс ускользнет.

– Энрико – не первое, что попалось мне под руку.

– Я не тебя имею в виду. Я в принципе говорю.

– А мне кажется, счастье – это всего лишь иллюзия, – вздыхает Сильвия.

– И любовь тоже?

Сильвия задумывается, прежде чем ответить.

– Наверное.

– Не думал, что ты такая циничная.

– А я – что ты такой романтик.

Андреа почти смущенно улыбается.

– Признаться, ты меня удивила.

– Правда? Чем же?

– Я был уверен, что ты совсем недалекая. Короче, скучная, обычная, как все. А ты совсем другая.

Сильвия улыбается и кутается в одеяло.

– Полагаю, это был комплимент.

– Так и есть.

– Тогда спасибо.

– Пожалуйста.

Сильвия вынуждена признать: Беррино хоть и невероятный сноб, но очень симпатичный. По ее телу бегают мурашки.

– Холодно. Я пойду.

Они одновременно встают и оказываются друг напротив друга. Андреа разводит руки в стороны, будто собираясь потянуться, и распахивает свое одеяло. Решив, что парень предлагает обняться на прощание, Сильвия, не раздумывая, прижимается к нему, и тогда Андреа, сомкнув руки, неожиданно привлекает ее к себе и окутывает одеялом. Впервые в жизни они стоят так близко, что он ощущает аромат ее кожи. На несколько мгновений, которые обоим кажутся вечностью, они замирают, прижавшись друг к другу. Ни Андреа, ни Сильвия толком не понимают, что произошло, и с каждой минутой все меньше отдают отчет в своих поступках. Как они вообще могли оказаться друг у друга в объятиях? И тем не менее это случилось.

Они смотрят друг на друга, будто пытаясь сообразить, что делать дальше. На самом же деле оба даже не задумываются об этом. Их тела соприкасаются и сердца начинают биться в унисон. И тогда Андреа наклоняется и целует Сильвию. Целует в губы. Сильвия застывает как вкопанная. От поцелуя у нее кружится голова. Губы у Андреа мягкие и теплые. Она и не думала, что он так чудесно целуется. Ей казалось… Да она и вообразить не могла, что такой неприятный тип, как он, вообще способен целоваться. От этой мысли она вздрагивает, испуганно отшатывается и убегает в дом, даже не взглянув на Андреа.

Ошарашенный Беррино остался наедине с кучей вопросов и без единого ответа. Что это было? С чего он вообще решил глубокой ночью в минус пятнадцать целоваться с Сильвией под звездным небом, красивее которого не видел никогда? Сдалось ему вообще вылезать из этого вонючего спальника!

Глава 18

Педро мечется по лесу, точно раненый зверь. Забирается на холм, подбегает к елке, как ищейка, роется в снегу, запускает руку в дупло и тут же вытаскивает. Пусто. Черт. Переходит к соседнему дереву и снова начинает лихорадочно копать. Опять обшаривает основание ствола, но ничего не находит.

Он вышел из дома рано утром, еще до завтрака, и бродил много часов. Сил больше не осталось. Утренний туман быстро рассеялся, и небо над ельником расчистилось. Возвышающаяся вдали гора будто с любопытством наблюдает, как Педро судорожно разгребает снег у третьей ели. Снова безрезультатно. Сразу за тонким слоем снега идет твердая замерзшая земля, о которую ломаются ногти.

Здесь, на горном хребте, растут огромные ели. Они выглядят внушительно и величественно, однако вырасти им тут было непросто. Пришлось медленно и постепенно проникать корнями глубоко в грунт, чтобы дотянуться до узкой полоски почвы между гигантскими пластами гранита. Эти деревья не понаслышке знают, что жизнь – штука непростая. Из-под тонкого слоя земли повсюду торчат камни, белые, как клыки чудовища. Со всех сторон выглядывают корни деревьев, похожие на локти или колени существ, наспех присыпанных грунтом. Но сейчас Педро не до этого.

Он не рассчитал свои силы и слишком долго поднимался в гору на пустой желудок. Вдруг начинает кружиться голова и земля уходит из-под ног, зрение затуманивается. У него темнеет в глазах, и над ним повисает звенящая тишина.

Придя в себя, Педро понимает, что лежит на снегу. Рядом стоит Ренцо в своей бессменной шерстяной шапочке.

– Да ты вырубился, приятель.

– Я тебе не приятель.

– Пускай. Но ты все-таки вырубился.

Педро пытается подняться, но только садится, как все опять начинает плясать перед глазами.

– Какое-то нетрезвое состояние.

– Это у тебя сахар упал. На, выпей.

Ренцо наливает из термоса в жестяную кружку дымящуюся жидкость, сует Педро под нос и помогает отпить. Это молоко, горячее и очень сладкое. Педро пьет и чувствует, как к нему постепенно возвращаются силы.

– Лучше? – хлопает его по плечу Ренцо.

В ответ Педро только что-то невнятно бубнит.

– Мог бы хоть спасибо сказать… Да ладно уж.

– Я не просил тебя помогать.

– И то правда, но все же я здесь. И на кой ты сюда притащился?

Педро вздыхает.

– Я спрятал табачную заначку под одной из этих елок, так, на всякий случай. А теперь не могу найти!

– Белки скурили, наверное, – шутит Ренцо.

– Надеюсь, нет… Там еще прилично так травы было.

– Придурок ты, вот ты кто. Мог шею сломать. Если бы не снег, разбился бы, упав с такой высоты.

Педро, похоже, не слишком волнует собственное спасение.

– Как ты вообще нашел меня?

Ренцо указывает на что-то за его спиной.

– Пошел по твоим следам на снегу. Мы тут, пока были, все одичали немножко. Мне показалось, с тобой может что-то случиться, вот я и пошел следом. Может, ты удивишься, но я к тебе хорошо отношусь.

– С каких это пор?

– Да уж давно.

– Окей, послушай, оставь лучше меня в покое…

– И не подумаю. Ты сейчас беспомощный, как младенец. Давай же, допивай молоко и пойдем обратно в дом.

– А табак? А трава?

– Что упало, то пропало. Помаши ручкой своей наркоте, ауфидерзейн! Запей холодной водичкой.

– Может, хоть сигарета у тебя найдется?

– Нет, тоже закончились.

– Не верю.

– Хочешь, сам обыщи…

Педро матерится.

– Выпей еще немного.

Педро приходит в себя, но еще отдохнуть не повредит. Ренцо помогает ему добраться до сухого утеса, чтобы не сидеть на корточках в снегу.

– Зачем ты отдал Паоле ту записку?

– С чего ты взял, что это я?

– Андреа сказал. Он видел вас с крыши.

– А другие что говорят?

– Что ты стукач.

– Они ни хрена не понимают.

– А что они должны понимать?

– Я это сделал, чтобы отомстить родителям Паолы.

– За что?

– Они уговаривают Паолу стать футболисткой, а ей не хочется, так что они это заслужили.

– А Паола тоже заслужила боль, которую ты ей причинил?

– По крайней мере, теперь она знает, какой редкостный урод ее отец и чего стоит его мнение.

– Педро в гневе страшен! – усмехается Ренцо.

– Ты тоже считаешь, что я стукач? – вздыхает Педро.

Ренцо отрицательно качает головой:

– Нет. Мне следовало поступить так же.

– О чем ты?

– О Кьяре и том происшествии. Я должен был поступить по-честному… А вместо этого всем наврал.

– Да ладно?

– Например, сказал, что ничего не помню.

– А это неправда?

Ренцо снова качает головой:

– Я прекрасно все помню.

– И как оно было?

Помедлив, Ренцо глубоко вздыхает и наконец выкладывает:

– На самом деле я сознательно прыгнул с того пролета. Я решил покончить со всем.

Педро требуется несколько секунд, чтобы переварить услышанное.

– Зачем?

– Да родители… они решили развестись около года назад. Они обо всем спокойно договорились, и мне даже казалось, что это правильно. Думал, они наконец перестанут ссориться. Но ничего