Педро ослабляет хватку. Он и сам не заметил, как сжал слишком сильно.

– Ни при чем. Действительно, я здесь абсолютно ни при чем… Скажи, абсурд? Мы тут все окончательно рехнулись.

– О чем ты?

– Ты не обратила внимания? Да взгляни на меня! До того как мы сюда приехали, я клал и на тебя, и на Ренцо, и на всех остальных. Я занимался своими делами и жил себе припеваючи. А тут я, будто добрый самаритянин, берусь вдруг помогать Ренцо. Тебе не кажется, что это дурдом какой-то?

Кьяра задумалась.

– А я, наоборот, всегда защищала остальных, но теперь чувствую, что нужно позаботиться о себе. Как бы странно это ни звучало, мне кажется, я становлюсь больше похожа на Валентину, чем на себя прежнюю… Этот мир слишком жесток.

– Да нет, это вовсе не мир. Это всё люди.

– Ага, люди жестоки.

– Ты тоже человек. Поэтому так жестоко поступаешь с Ренцо?

– Это не так. Просто у нас с ним больше нет ничего общего.

– Мне так не кажется.

– Твое дело.

– Неужели тебе действительно все равно, что с ним происходит?

– Мне на него совершенно наплевать.

– Что, правда?

– Правда.

– А если скажу тебе, что в тот день он бросился с пролета потому, что хотел умереть?

От этой мысли Кьяра замирает как вкопанная.

– Это был не несчастный случай! Он бросился специально. Он хотел покончить с собой.

Кьяра хватается за голову и щурится, пытаясь восстановить в памяти те мгновения, которые надеялась забыть навсегда.

– Ну да, конечно! – рассуждает она вслух. – Он тогда будто оцепенел и как-то отрешенно на меня уставился. А потом вдруг его взгляд стал очень грустным. Я никогда прежде не видела его таким. Он был сам на себя не похож. Помню, это меня испугало. Он повернулся к солнцу, глубоко вздохнул и… То, что произошло потом, было делом нескольких секунд, но мне показалось целой вечностью. Я увидела, как он падал в пустоту. У меня перед глазами еще стояло его лицо – лицо человека, который понимает, что все кончено и что уже ничего не исправить. Своим умоляющим взглядом он пытался мне что-то сказать. Я была слишком далеко, чтобы удержать его, но достаточно близко, чтобы увидеть все в подробностях. Меня словно парализовало, мне было очень страшно. Я отказывалась верить своим глазам. Нет, это неправда, думала я. Невозможно, чтобы я оказалась единственным свидетелем смерти моего лучшего друга. Он сейчас не падает вниз. И тут раздался стук упавшего на землю тела… Напрасно я пыталась убедить себя, что не слышала его. Если начистоту, я была слишком занята собственным спасением, чтобы распознать полное отчаяние в его взгляде, когда наши глаза встретились в последний раз…

Педро сжимает ее руки, но в этот раз бережно.

– Он просил у тебя прощения.

Остальные все еще пытаются унять ожесточенную потасовку. В этой суматохе Ренцо не замечает, как кто-то встает у него за спиной. Внезапно он чувствует, как кто-то его обнимает. Прячась, Кьяра прижимается лицом к его спине, но Ренцо узнает эти сильные энергичные руки, обвивающие его сзади, и приходит в волнение. Она плачет. Он вздрагивает, испугавшись ее всхлипов.

– Ты почему мне ничего не сказал, придурок?

– Ты столько для меня делала, – отвечает Ренцо со слезами на глазах, – мне казалось, будет неправильно грузить тебя еще и разводом родителей. Я попытался решить все сам и, как видишь, наломал дров. И не только облажался по полной, но и тебе создал кучу проблем. Мне стыдно. Мне ужасно стыдно…

– Ты единственный, на кого я всегда могла положиться: все ведь считают меня сильной и независимой, но на самом деле мне необходима чья-то поддержка.

– Я для тебя ровным счетом ничего не сделал.

– Ошибаешься: в худшие моменты жизни ты всегда умел разрядить обстановку. Твоя задорность придавала мне сил, одной своей шуткой ты мог вернуть мне хорошее настроение. Ты делал для меня очень много: ты всегда был рядом. С того дня, когда мы перестали общаться, мне стало ужасно трудно жить. Я уже не так уверена в себе, как раньше. Без тебя никто больше не спрашивает, как у меня дела и не нужно ли мне что-нибудь. Я хочу, чтобы ко мне вернулся мой близкий человек. Или по крайней мере плечо, на котором можно поплакать.

Ренцо поворачивается к подруге, целует ее в лоб и утирает ей слезы.

– Клянусь, я больше никогда тебя не оставлю. По крайней мере на мое плечо ты всегда можешь рассчитывать.

Глава 22

– А как же ты? Почему не пошла с остальными?

Эльпиди сидит на скамейке около камина, облокотившись о колени и поддерживая подбородок ладонями. Валентина стоит в другом углу комнаты, прислонившись спиной к стене.

– Не хочу.

Учитель вздыхает, поднимается, берет из корзины полено и бросает его в огонь.

– Тебе следовало бы пойти.

– Я же сказала, что не хочу.

– Ну, как знаешь, – пожимает плечами Эльпиди. – Но раз ты остаешься, то иди поближе к огню. А то замерзнешь.

Валентина подходит к камину и протягивает руки к полену, разгоревшемуся с новой силой.

– Лучше?

Валентина кивает, согретая идущим от пламени теплом.

– Ну и история! Что думаешь?

– Не знаю.

– Это я во всем виноват.

– Даже думать так не смейте.

– Я просчитался во всем. «Познавательные ньокки» не получились. Я возомнил себя бог знает кем. Привез вас сюда в полной уверенности, что смогу дать вам опыт, который вывернет вас наизнанку, словно носки. Думал, что помогу выявить ваши самые неожиданные стороны и придать вам уверенности в своих силах. Мне хотелось воплотить на практике девиз Сократа «Познай самого себя». А в итоге ничего не вышло. Я надеялся, что смогу сделать то же, что сделал для меня дедушка, когда я только вошел в подростковый возраст. Знаешь, я с детства был очень стеснительным и неуверенным в себе и не ладил с одноклассниками. Надо мной посмеивались, друзей у меня не было. Однажды мой дедушка явился в школу и сказал учительнице, что приглашает весь мой класс пожить месяц в горном шале. Дедушка был сыроваром, трудился в нашей пастушьей хижине, а зимой занимался еще и столярным делом. Он был настоящим волшебником: часто дарил мне маленьких деревянных зверушек, которых вырезал своими руками.

Дедушка привел нас сюда, в этот самый дом, и мы прожили тут целый месяц вдали от родных и привычной обстановки. За это время мы с одноклассниками научились поддерживать друг друга и помогать ближним. Научились радоваться времени, проведенному вместе. Дедушка ничего нам не говорил, но заботился о том, чтобы мы ни в чем не нуждались. Каждое утро на рассвете он возвращался из пастушьей хижины с молоком, сыром и запасами еды. По утрам учительница вела уроки в этой самой комнате, а днем мы помогали дедушке с работой по дереву и играли в снежки. К концу нашего пребывания здесь мы, дети, изменились. На это обратили внимание все: родители, учителя, остальные ребята из школы – все, уверяю тебя! Родители благодарили дедушку за то, что он помог нам повзрослеть. Получив этот опыт, я понял, кто я такой. Мой любимый дедушка изменил мою жизнь. Когда мне исполнилось шестнадцать, я рассказал ему, что хочу стать учителем, когда вырасту. И тогда он повел меня в горы.

Мы долго шли по каким-то непроходимым тропам, известным ему одному. Идти было тяжело. Все очень замерзли. Вечером разбили палатку, разожгли костер и поужинали скромными запасами, какие захватили с собой. За весь путь дедушка не проронил ни слова. А у костра он вдруг спросил: «Слышишь?» Я спросил, что мне нужно было услышать. «Дыхание земли. Мы расхаживаем по ней, будто хозяева. Но, в сущности, и ты, и я, и даже сильные мира сего – лишь преходящие явления. Те скудные знания, которые нам доступны, делают нас заносчивыми и внушают нам уверенность в собственной неуязвимости, тогда как на самом