на него, обреченно разводя руками:

– Ну все, у него крыша поехала! Как у Ницше.

Внезапно Эльпиди отпускает Валентину, издает пронзительный вопль и падает навзничь, будто от снайперской пули. Ученики обступают его со всех сторон. Ренцо с беспокойством склоняется над ним. Учитель лежит на полу без движения.

– Все в порядке, профессоре?

С неожиданной легкостью, какой никто не ожидал, Эльпиди переворачивается с живота на спину, поджимает колени к груди и одним рывком вскакивает на ноги.

– Лучше не бывает, мой дорогой! А теперь все берите рюкзаки и следуйте за мной. Мне ужасно хочется сделать одну сумасбродную вещь!

– Видно, человек просто-напросто рех-нул-ся, – шепчет Филиппо на ухо Сильвии.

– Похоже на то, – кивает Беррино. – А с чокнутыми лучше не спорить.

Набив рюкзаки провизией и всем необходимым для установки палаток, ребята выдвигаются в горы. Несколько часов они пробираются через лес по едва различимой под снегом тропинке к самому неприступному горному хребту. Эльпиди – единственный, кто знает дорогу – уверенно ведет остальных, ни секунды не сомневаясь, куда свернуть дальше. Спустя три часа путешественники решают остановиться на привал и подкрепиться. Довольствуются горячей едой, кое-как состряпанной на походной плите.

Как только всеобщий голод утолен, Эльпиди командует отправляться в путь. Чем выше они поднимаются, тем непроходимее становится лес и тем сложнее двигаться дальше. Теперь же еще надо взобраться на скалистый хребет, нависающий над обрывом.

– Я уже ног не чувствую! – задыхается Филиппо.

– Он что, хочет, чтобы мы тут все передохли от усталости? – недоумевает Анита, обращаясь к Марте: единственной, кого невзлюбили больше, чем ее, и кто еще не перестал с ней разговаривать.

К краю обрыва они добрались только под вечер. От открывшихся видов захватывает дух. Довольный Эльпиди любуется бескрайней пропастью, раскрывающейся над амфитеатром заснеженных скалистых гор.

Валентина подходит к нему.

– Это сюда вас привел тогда ваш дедушка?

Эльпиди кивает.

– Я хорошо запомнил дорогу. А ведь с того дня ни разу тут не был.

– Что это за место? – не меньше остальных недоумевает Паола. – И зачем мы здесь?

– Это наш последний шаг на пути к заповеди Сократа «Познай самого себя».

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Эльпиди подходит к краю обрыва и, набрав полную грудь воздуха, что есть мочи выкрикивает свое имя. Его голос со всех сторон отражается от скал и возвращается звонким потусторонним эхом. Наконец он рассеивается, подобно прогремевшему и тут же утихнувшему грому, оставляя в воздухе только отдаленный гул. Раскрасневшийся учитель отходит от края пропасти и обращается к ученикам. Он взволнован и необыкновенно воодушевлен.

– А теперь подходите по очереди.

– Зачем? – озадаченно качает головой Андреа.

Эльпиди смотрит на него, расплываясь в своей новой улыбке:

– Чтобы освободиться окончательно.

– От чего?

– От всего, что давило на вас прежде.

Ответ учителя приходится особенно по душе Педро. Внутри у него что-то щелкает, и он решает пойти первым. Он приближается к краю обрыва и, глубоко вдохнув, издает оглушительный вопль на всю долину.

Педро кричит изо всех сил, пока на глазах не проступают слезы, а в легких не кончается воздух. Кричит, почти задыхаясь, до головокружения и боли в груди. Это зрелище трогает до глубины души и Ренцо, и Марту, и Кьяру, и всех остальных, кто за последние дни успел натерпеться от Педро.

Он переводит дыхание и кричит снова, но теперь не свое имя:

– Папа, я тебя ненавижу!

«Ненавижу! Ненавижу!» – отзывается эхо.

Пробирает даже Паолу и Аниту, а ведь Педро оказал влияние и на их истории. Опустошенный, согнувшийся и почти бездыханный, Педро трупом падает возле обрыва. Эльпиди бросается к нему и едва успевает оттащить, чтобы тот не рухнул в бездну.

– Полегчало?

Педро плачет и обнимает учителя, его слезы капают на грудь Эльпиди. Тронутые этим зрелищем, все остальные присоединяются к общим объятиям. Даже Анита с Паолой. Девушки замирают, прижавшись друг к другу, на одно бесконечно тянущееся мгновение, и умиротворенное закатное солнце окрашивает розовым их взволнованные лица.

В этой долине повсюду действуют какие-то чары. Этот закат, эти теплые объятия – все ощущается по-другому, как и воздух, который заново вдохнул Педро, выпустив пар. Ему вдруг становится необычайно хорошо, и впервые – не от наркотического дурмана. И состояние это напоминает ему тот самый полет фантазии ребенка, мечтавшего о своем волшебном шаре, который унес бы его далеко-далеко и о котором его отец запретил даже думать.

«А шар, шар-то мой существует, – думает Педро. – И рано или поздно я его найду!»

Отделившись от остальных, Анита жестом приглашает Паолу пойти за ней. Та, замявшись на долю секунды, отправляется следом. Девушки останавливаются в долине, под огромным деревом с голыми ветвями.

– Я хотела извиниться, – начинает Анита.

– За что?

– За твоего отца. Я не прошу меня понять. Мне нравилось, что за мной ухаживают, я считала себя важной и взрослой. Я заигралась и решила, что это любовь, но теперь понимаю: мне просто отчаянно хотелось почувствовать, что меня любят. Только сейчас я осознала, что на самом деле равнодушна к твоему отцу. Я была влюблена в саму идею любви. И сама себе вырыла яму. Хочу, чтобы ты знала: я все обдумала, так что, как только мы вернемся, я с ним расстанусь.

Паола улыбается и радостно обнимает Аниту.

– Это я должна просить у тебя прощения.

– За что?

– Вчера ночью я выпотрошила твои чемоданы, взяла у Эльпиди топор и разрубила всю твою обувь. А потом и одежду.

Анита округляет глаза, но не злится, а принимается хохотать то ли от неожиданности, то ли от комичности ситуации.

– Ты правда это сделала?

Паола пожимает плечами с неловкой улыбкой:

– Боюсь, что да. Вернемся в дом, сама увидишь.

Вскоре опустился вечер. Следом за Педро прокричали свои имена с края обрыва и остальные – Ренцо, Валентина, Кьяра, Филиппо, Анита с Паолой, держась за руки. Марта, Андреа, Сильвия и Роберта только наблюдали со стороны.

В лесу нашлась лужайка, на которой общими усилиями поставили палатки, приготовили ужин и принялись за еду, сидя вокруг большого костра.

– Ребята, хочу поблагодарить вас от всего сердца, – начинает Эльпиди после ужина.

Филиппо кивает, вдыхая через ингалятор.

– То, что сегодня произошло, имеет для меня огромное значение, – продолжает Эльпиди. – Я был убежден, что везу вас сюда, в горы, чтобы помочь вам найти самих себя. Но, как учит Платон, все не то, чем кажется, и только теперь я смог это осознать по-настоящему. Как видите, мне наша поездка оказалась нужнее, чем вам. В глубине души я чувствовал, что мне чего-то не хватает, но никак не мог сообразить, чего именно. Зато теперь понял: мне нужно было поделиться с кем-нибудь той любовью, какой до конца своих дней окружал меня дедушка. Я был перед ним в долгу. А теперь чувствую, что выполнил свой долг, поделившись с вами всем тем, что он мне передал. Без вас ничего этого не случилось бы. Я ехал, чтобы помочь вам найти самих себя, а получается, что вы стали наставниками в моих собственных поисках. Хорошо, если вы извлекли какой-то урок из нашей поездки, но знайте: это всего лишь побочный эффект, потому что я не был для вас лекарством. Это вы стали моими целителями.

Эльпиди вспоминает, как дедушка сравнивал молодежь со свежим снегом, по которому опасно ходить, и как он всегда повторял: «Если падаешь, поднимайся».

– Из-за вас я упал, но благодаря вам смог подняться.

Сильвию слова учителя задевают за живое.

– Не думала, что мы так много значим для вас.

– Я тоже, – смеется Эльпиди.

Глава 24

Утром кажется, будто все налаживается, до тех пор, пока учитель не начинает перекличку. Марта не откликается. Никто ее не видел; в палатке, откуда она, по словам некоторых, сбежала под конец вечера, тоже пусто. Никто не слышал, как она ушла.

Все тут же собираются на поиски. В лагере остается только Филиппо, у которого вместе с лекарством в ингаляторе кончились и силы двигаться дальше.