Я ненавидел этот дом. Хотелось бы мне набраться смелости и съехать, но оставить этот дом все равно, что отпустить Келлана. – В качестве подарка на новоселье добавлю хороший спальный мешок.

– Ты чудовище, – выкрикнул Терри.

– Весь в тебя.

– Я никогда не был таким…

– Достаточно, – заскучав, я поднял руку. – Нет ничего более неловкого, когда люди начинают петь себе дифирамбы. Ты закончил?

Он огляделся по сторонам. Мой дом не трущобы, но далек от гламурной жизни, которую он вел с тех пор, как написал «Несовершенства». Я зарабатывал большие деньги, но, если перестраивать дом, то нужно было перевозить все это дерьмо, и обстановка здесь должна оставаться такой же, как в тот день, когда Келлан сделал то, что сделал, вплоть до дедушкиных часов, которые больше не работали. Даже в уродливой глиняной кружке, которую Келлан сделал в третьем классе для мамы на День матери, по-прежнему каждый день был мой утренний кофе.

Было бы здорово избавиться от этого дома и переехать в пустынный, бездушный небоскреб со службой уборки и швейцаром.

– Я беру себе диван, – убежденно сказал Терри.

– Ни за что. Мне нравится, как он стоит в гостиной. Придает этому месту антураж.

– Я имею в виду, что буду спать на диване.

– Хм, тоже нет. Я больше не учусь в колледже. Дни, когда я делил пространство с пьяными, сомнительными соседями по комнате, давно миновали.

– Ты должен мне помочь, – он снова схватил меня за рубашку. – Ты обязан.

– Позволю себе не согласиться.

– Не поможешь мне – и я окажусь на улицах, и что тогда, по-твоему, произойдет? Кто-нибудь заметит, и не успеешь оглянуться, как это появится во всех новостях, – для большей выразительности он обвел руками невидимый заголовок. – Литературная легенда Терренс Маркетти остался без крыши над головой, а в нескольких милях отсюда его сын-врач живет в роскошном особняке на Манхэттене.

К сожалению, он не ошибся, и в первую очередь именно поэтому он до сих пор присутствовал в моей жизни. С моей безупречной репутацией я не мог позволить ему умереть на улице. Однако дни, когда я оплачивал ему пятнадцатитысячную арендную плату за месяц, тоже миновали.

Я прикусил щеку изнутри, подавив готовый сорваться поток ругательств.

– Тебе придется соблюдать правила.

– Я могу выполнять правила.

– Правило первое: никакого алкоголя или запрещенных веществ. Не только в моем доме, но и вообще. Я серьезно. Не хочу, чтобы это дерьмо было рядом со мной. Найду и на хрен выгоню тебя отсюда. И это будет прекрасно, потому что, когда пресса постучится в мою дверь, у меня будет идеальное оправдание – ты притащил в мой дом то же дерьмо, которым потчевал своего покойного сына.

– Я давал ему чистый продукт, чтобы уберечь от бодяжных таблеток с улицы. Крысиный яд, тальк, стиральный порошок … – Терри замолчал. Я надеялся, что он не ждал, пока ему по почте придет награда «Отец века». – Что еще? – спросил он сквозь стиснутые зубы.

Вряд ли он осознавал, насколько серьезно я отношусь к пункту о запрещенных веществах и алкоголе. Я рассчитывал, что он потерпит неудачу, и я смогу выгнать его еще до того, как он переедет, а он рассчитывал, что я закрою на это глаза.

– Никого сюда не приводить. В доме не курить. Ты должен работать каждый божий день. Я доставляю твою задницу к местной библиотеке по дороге на работу и забираю тебя, когда закончу. И, самое главное… – я поднял палец. Этот пункт был решающим. Его глаза неукоснительно следили за моими движениями. – Не смей переступать порог комнаты Келлана. Ни к чему не прикасайся. Не смотри в ту сторону. Даже не дыши. Все понятно?

– Да.

– Громче.

– Да! – прорычал он, вскинув руками. – Да, да помогут мне небеса.

– Когда заканчивается твоя аренда?

– Через пару дней.

– Тебе нельзя приносить сюда ничего из личных вещей, кроме одежды, пишущей машинки и ноутбука.

Я смотрел, как Терри топает к двери, бормоча какие-то ругательства. Он демонстративно распахнул дверь, как подросток, который только что узнал, что наказан на целую вечность и даже чуть дольше. Совсем как Келлан.

Я поднялся и прошел мимо комнаты Келлана. Остановился у двери, глубоко вздохнул и приоткрыл ее на дюйм. Терри был прав. В комнате пахло смертью. Печальная смесь пыли, грибка и запущенности. Нужно было открыть окна. Сменить простыни. Трехдюймовый слой грязи был почти на каждой поверхности.

Я захлопнул дверь и направился в свою комнату.

Может быть, на следующей неделе.

Глава двадцать четвертая

= Тейт =

Через две недели после прощания с Шарлоттой Ричардс я зашел в смузи-бар после тренировки. Шел проливной дождь, дороги были пустыми и скользкими, и все покрылось льдом, включая мое сердце. Ни за что на свете я бы не стал ловить такси до дома, если бы это означало подождать минуту на улице.

Моя черная кожаная спортивная сумка была перекинута через плечо, на мне были спортивные штаны, куртка-бомбер и хмурый взгляд. Я заказал протеиновый коктейль и постучал по стойке, когда вдруг почуял аромат сахарного печенья и кипариса.

Он был слишком сладким. Слишком невинным. Слишком…

Чарли?

Я оглянулся на столик у окна. Каковы были шансы пересечься с ней? Чертовски велики, учитывая, что тренажерный зал Ральфа находился всего в двух кварталах от ее офиса.

Она сидела у окна, читала книгу в твердом переплете и вертела в пальцах что-то, похожее на пенни. Она перекатила медную монету через руку, а потом снова подбросила ее в воздух. Чарли лизнула большой палец, перевернула страницу, затем потянулась за чем-то на столе. За куском торта.

Морковного торта.

От воспоминания все остальные мысли вылетели из головы, и я отчетливо вспомнил тот самый День святого Валентина. Пять или шесть лет назад Келлан позвонил в середине моей смены (три случая преждевременных родов, одно осложнение после кесарева сечения) и попросил купить ему торт.

– Для чего тебе нужен торт?

– Только не начинай опять. Ты не можешь просто оказать мне услугу? Я на мели.

– Ты чертовски прав. И получишь карманные деньги обратно, когда я буду уверен, что ты не потратишь их на таблетки.

– Просто купи этот гребаный торт, Тейт.

– Посмотрим, что я могу сделать.

– А в чем тут сложности? Ты идешь в какое-нибудь место, покупаешь торт и приносишь его домой.

– У меня есть работа, тупой засранец.

– А у меня свидание, придурок.

Я повесил трубку. И купил ему полфунта морковного бисквита в больничной столовой перед самым отбоем, чертовски хорошо зная, что никто во вселенной не любит морковный торт, но поздно вечером другого у них не нашлось. Он выглядел как лысый питомец чиа и, вероятно, был почти таким же на вкус.

Келлан фыркнул, когда я сунул ему торт сразу по возвращении домой. Он направился к выходу, откидывая в сторону свои растрепанные эмо-волосы, чтобы его рассмотреть.

– Вау. Морковный торт.

– Что это? Спасибо тебе, Тейт, за то, что приложил усилия. Что ж, не за что.

– Неубедительно.

– Итак. Свидание, да?

– Просто шучу. Я встречаюсь с другом.

– В День святого Валентина?

– Она переживает трудные времена.

– Значит, это девушка.

– Представляешь, не все люди при виде женщины рефлекторно хотят засовывать пальцы в ее киску, – он намекал на мою работу.

Я ухмыльнулся.

– Говоришь как ребенок, который никогда не совал пальцы в вагину, – я потрепал брата по затылку, не обращая внимания на его хмурый взгляд. – Удачи, малыш.

– Иди к черту, Тейт.

– Сэр? Сэр? – чувак за прилавком помахал передо мной рукой.

Я снова переключил на него внимание. Мои мысли были за миллион миль отсюда, дома, с Келланом. Я должен был отвезти его туда. Надо было спросить, кто она, чем они собирались заняться, чем она увлекается.

– Вы продаете морковные пирожные?

– Да, – он гордо выпятил грудь. – Мы единственные в этом районе, кто их продает.

Она специально приходила сюда за десертом.

– Ваш коктейль, сэр.

Я взял его, расплатился и неторопливо подошел к Чарли. Ее нога снова покачивалась. Всегда правая. Никогда левая. Я удивился, как, черт возьми, вообще это заметил. Ханна злилась каждый раз, когда я не замечал новую прическу, платье или украшение.

«Я могла бы вернуться без конечности, а тебе было бы все равно», – говорила она.

На что я отвечал: «Конечно, мне было бы не все равно. Особенно, если мне придется самому пришивать ее обратно».

Я сел рядом с Чарли, не спрашивая разрешения. Мы расстались