Лелуп сразу приметил укромный уголок и протолкнулся туда,волоча за собою Анжель. На нее посматривали с тайным вожделением, но старалисьне задерживать взгляд, чтобы не злить Лелупа: бешеный нрав и жестокость егобыли известны как русским (в захваченных городах он повторял сценыробеспьеровских времен), так и среди беженцев. Известно всем было и то, что заэту девку (проданную ему за миску мучной похлебки), потом пропавшую, но затемвыловленную им из реки темной ночью, он глотку перегрызет кому угодно. Этомудивились, но никто не осмеливался спорить, после того как желание облапить этусинеглазую молчунью стало причиною смерти нескольких доблестных драгун. Анжельне могла припомнить еще одной сцены, подобной той, которая произошла в церкви.Теперь Лелуп берег ее для себя одного, не уступал ни за какую цену, хотяизумрудное колье, предложенное ему прошлой ночью старым генералом, имело,конечно, баснословную стоимость и сделало бы Лелупа обеспеченным на всю жизнь.Но этот человек, обычно болезненно скупой и грабивший где мог и что мог, словножелая продемонстрировать, что ему наплевать на деньги, в тот вечер непостеснялся: едва дождавшись, когда попутчики уснут, он набросился на Анжель,утоляя свой волчий аппетит, и его нимало не охлаждало, а, напротив, дажераззадоривало ее полнейшее к нему равнодушие. Никто не мог понять, в том числеи сама Анжель, что находит Лелуп в молчаливой, безучастной ко всему женщине,которой, казалось, было все равно: тащиться по колено в сугробах, жеватьполусырую конину, спать вполглаза у чадного костра или удовлетворять пылЛелупа, коего не мог охладить самый лютый русский мороз. Однако Анжельчувствовала: остальные ошибаются на ее счет, а Лелуп смутно чует то, что сталоосновой ее теперешнего существования: тайную, глубоко затаенную ненависть кнему. А поскольку вся натура, вся суть его была направлена к подавлению всякогосопротивления, он и пытался загасить в Анжель это последнее живое чувство, недогадываясь – а может быть, наоборот, догадываясь, – что тогда умрет и онасама. И никто, кроме Анжель, не знал и не подозревал, как устала она жить сотравленной, опустелой душой, как мечтала о мгновении искренней, чистой, ничемне омраченной радости.

Как ни рвалось ее сердце к русскому князю, как ни жаждалаона узнать о его судьбе, возможностей к этому оставалось для нее все меньше, арасстояние между нею и охотничьим домиком все увеличивалось. От Лелупаотвязаться немыслимо, он был вездесущ, как рок, а потому Анжель заставила себяотринуть все сладостные и горестные воспоминания об этом русском и всецелопредаться настоящему, которое теперь заключалось для нее в мечтах об избавленииот Лелупа. Она знала, верила, что сие произойдет рано или поздно, а потомуисподволь готовилась к этому, не желая, обретя свободу, умереть с голоду ихолоду. Она уже знала, что сразу после полуночи Лелуп впадал в такой крепкийсон, что хоть огнем его жги – не добудишься! Не забыв страшного приключения на льду,где Лелуп как бы принял образ волка, она полагала его оборотнем и думала, что вчасы этого непробудного сна он обретает свой истинный облик и рыщет где-то полесам, по чащобам, в то время как человечье тело спит, точно мертвое. В этупору можно было без опаски подпороть подбивку его мундира и вытащить оттудабриллиантик или изумруд, что почти каждую ночь и проделывала Анжель, потомтщательно зашивая распоротое место иглою, которую она берегла пуще глаза и длялучшей сохранности прятала в мех Лелуповой дохи: не зная, где именно воткнутаиголка, ее нипочем не сыскать!

Найти место для камушков было непросто, ведь Лелуп, нестыдясь, лапал ее, где только рука доставала, а когда ему припадала охотадобраться до ее тела, мог и юбки разорвать в клочья! Тут очень кстати пришлисьнадетые на нее Марфой Тимофеевной меховые полусапожки, под стельки которых изаталкивала она свою добычу. Причем Анжель нимало не угрызала совесть, когдапри ходьбе она ощущала колючие бугорочки в сапожках. Напротив, она испытывалаистинное наслаждение! Ведь это были награбленные драгоценности, онипринадлежали Лелупу не по праву – что же в том, что они сменили хозяина? Лелуппредназначал камушки на свои удовольствия, и она не изменит их предназначениятем, что обратит к достижению своей цели. Эти кабошоны и ограненные камни, этисерьги, колечки, цепочки, среди которых была чудная не сверленая жемчужина –Анжель сожалела лишь о том, что их пока так мало. Она намеревалась за этивещицы подкупить людей, которые так или иначе, но избавили бы ее от Лелупа,увезли, взяли с собой, а его… ей было враз сладостно и тошно думать о казни,которую она придумает для ненавистного, когда обретет над ним власть!

Ну а пока – пока она находилась в его власти и принужденабыла сохранять ту маску омертвелого безразличия ко всему на свете, которая ужесделалась для нее привычною. Анжель покорно последовала за Лелупом в угол, селана тюк, вытянула ноги, прислонившись к стене и прикрыв глаза, наслаждаясь тем,что рассеивается перед внутренним взором навязчивое видение истоптанной зимнейдороги, кое-где обезображенной воронками и обагренной кровью, а свист ветра ишум леса уступают место звукам человеческой речи, ругани, смеху и даже пению.

И прежде нас много бывало —

У жизни веселых гостей,

И вот мы, на память погибшим,

Бокал осушаем, друзья!

И после нас будет немало —

У жизни веселых гостей!

И так же, нам в память, счастливцы,

Они опорожнят бокал! —

выводил кто-то заунывно и так фальшиво, что сотоварищзаткнул певцу глотку, предложив ему тот самый вожделенный бокал. И до Анжельдонеслись обрывки разговора:

– Говорят, над русскими позициями парил орел в день сраженияпри Бородине, и они восприняли это как знак победы.

– Ну и дураки! – отозвался другой голос, насмешливый. –Победа была за нами!

– Это одному богу ведомо, – произнес еще один голос,показавшийся Анжель знакомым.

Она лениво приоткрыла глаза и увидела неподалеку того самогочеловека с лукавым лицом, который схватился с Лелупом из-за казачьегополушубка. Причем Анжель почему-то не сомневалась, что она и прежде его видела,только вот где, когда? Ну мало ли совместных ночевок было в этом бесконечномпути! Лица появлялись и исчезали – разве всех упомнишь? Однако сейчас ей былопочему-то очень важно вспомнить первую свою встречу с этим человеком, и онапродолжала смотреть на него пристально и слушать его речь. И слушала его неодна Анжель, потому что он, увлекшись, описывал картину, враз пугающую ивнушающую восхищение:

– Да, русские проиграли нам при Бородине – кто спорит? Отнекоторых их соединений не осталось ни одного человека. Однако я видел, какцелые русские полки лежали распростертые на окровавленной земле и этимсвидетельствовали, что они предпочли умереть, чем отступить хоть на шаг.