И в то же мгновение замешкавшийся за столом Оливье увидел,как треклятая козырная дама возникла перед ним, словно упала с небес… во всякомслучае, была сброшена откуда-то сверху. Оливье вскинул взор и встретил теплуюулыбку синих глаз, и еще один бесконечно долгий миг они глядели друг на друга,прежде чем Оливье осознал: она выбрала его! Она пришла к нему!

* * *

К сожалению, камней было слишком мало. Пятеро-шестеро самыхпроворных расхватали все, и теперь люди поднимались с пола – кто угрюмый, ктодовольный, кто просто веселясь над неожиданной потехою.

– Не трогайте, сволочи! Руки прочь, свиньи! – ревел Лелуп,то принимаясь выковыривать бриллиант, застрявший в щели меж досок, то пытаясьоттолкнуть Гарофано, придавившего рубиновый кабошон своим дырявым сапогом.

Жемчужина, к сожалению, исчезла бесследно в чьих-то жадныхлапах, но кое-что подобрать Лелупу все-таки удалось.

– Какой же я болван! – воскликнул он. – У меня же еще были,были камни! Наверное, застряли в складках шубы, а я думал, что уж все поставил!– Он зашелся клокочущим хохотом, вспоминая, что партия – его, а значит, онвернул все свои ценности, да и девка остается у него…

Торжественно усевшись за стол, он бросил снисходительныйвзгляд на разбросанные карты и не сразу понял, о чем говорит Фонтейн:

– Сожалею, сударь, но я совсем позабыл, что у меня осталасьеще одна карта.

И он бросил на стол даму треф.

Лелуп какое-то время смотрел на нее, и выражения недоверия,изумления, разочарования, ярости медленно сменялись на его лице. Это было такоепотрясающее зрелище, что часовой снаружи снова вздрогнул, ибо блокгауз опятьзатрясся – на сей раз уже от оглушительного хохота.

Лелуп вскочил, резко обернулся и, ошеломленный, уставился натабурет, на котором сидел. Дамы там не оказалось. Он завертелся, принялсятрясти свою доху, уверенный, что карта пристала к меху, но все напрасно. Ему непочудилось: дама треф надменно улыбалась в руках Фонтейна, и это была некакая-нибудь дополнительная, шулерская карта, а именно та самая дама треф!

Лелуп, когда требовала ситуация, соображал быстро. Онсмекнул, что кто-то украл у него карту, когда он, как безумный, кинулсяподбирать камушки. Но кто?! Лелуп впился взором в изуродованное сабельнымударом лицо гусара-нормандца, который единственный не принимал участие в погонеза драгоценностями, ибо не мог без посторонней помощи сдвинуть с места своюраненую да вдобавок к тому сломанную и теперь сдавленную берестой ногу.

– Кто? Ты видел? Кто? – заорал Лелуп.

Нормандец старательно зевнул, показывая, что спал и видетьничего не мог. Да уж, нормандцы – люди ловкие, хитрые, никогда не дадут прямогоответа на заданный вопрос. А уж если они вовсе не желают отвечать…

– Лелуп, если ты решил показать, что научился танцевать а larusse [16], то мы здесь не на балу, – вернул его к действительности ненавистныйголос. – Покажи лучше свои карты.

Лелуп одеревеневшей рукою перевернул веер карт, и все увиделито, на что он возлагал свои горделивые надежды: на столе лежал валет треф.Последний играющий козырь! Да, Лелуп уже держал победу в руках, и если бы неэта дама…

Дама!

Смутная догадка явилась исподволь, как бы нехотя, и онмедленно повернул голову.

Она, его дама, уже не спала, а сидела на тюке, старательнонатягивая сапожок на свою высоко поднятую длинную и стройную ножку. Вот,довольная результатом, повертела носком туда-сюда, опустила ножку, потопала обпол, проверяя, удобно ли, – и вскинула на Лелупа глаза.

Он покачнулся и невольно вскинул руку, пытаясь заслонитьсяот жгучего синего взора, горящего огнем неприкрытой, бесстрашной ненависти. Азлорадная улыбка Анжель словно кричала: «Да, это я! Это сделала я! И я тебебольше не принадлежу!»

Лелуп негромко, хрипло застонал, протягивая вперед своитолстые, алчно шевелящиеся пальцы, мечтая сейчас об одном: сомкнуть их на горлеэтой предательницы и уже никогда не размыкать. Но тут Фонтейн встал на егопути, сжав кулаки, сведя брови, сказал:

– Ты проиграл, Лелуп! Она теперь моя!

Взревев, как раненый зверь, Лелуп хотел кинуться насоперника, но не смог даже с места сдвинуться: казалось, все, находившиеся вблокгаузе, вцепились в него, повисли на его плечах, не давая шевельнуться; апотом Лелупа поволокли к двери и вытащили вон. Морозный воздух вернул ему силыи способность соображать, и он отбивался изо всех сил, но напрасно: егодотащили чуть не до леса, причем ни один не упустил случая пнуть ногойповерженного волка или выплюнуть ему в лицо какое-то ругательство – каждыйприпомнил Лелупу давнюю обиду, отнятый кусок хлеба, обманом или угрозамиотобранную добычу, предательский удар, грубость, кичливость, жестокость… Но вконце концов они ушли, бросив Лелупа в сугроб, брезгливо свалив рядом его тюкии оставив тут же лошадь, то есть проявили последнее, граничащее с отвращениемвеликодушие… До распростертого в снегу Лелупа еще какое-то время доносились ихудаляющиеся шаги и смех. Потом он услышал грозный окрик:

– Часовые! Если эта падаль вздумает вернуться – стрелять безпредупреждения!

* * *

– Ваше здоровье, сударыня!

– Ваше здоровье!

– Твое здоровье, де ла Фонтейн!

– Пусть эта красавица любит тебя, как тебя любит удача, другОливье! – раздавались голоса вокруг, и все тянулись с кружками, бутылками,флягами к де ла Фонтейну и Анжель, которые стояли, как дети, держась за руки, ирастерянно глядели друг на друга.

«Анжель. Ее зовут Анжель. Ангел мой!» – твердил про себяОливье.

«Оливье… Значит, его зовут Оливье, – мысленно повторялаАнжель. – Оливье. Красивое имя. И он сам красив… и какое у него доброе лицо!»

Может быть, не зря она сегодня пожертвовала всеми своимисокровищами, ухитрившись в самую подходящую минуту достать их из сапожков иразбросать по полу? Она хотела купить на них свободу от Лелупа – и купила. Ох,как злобно покосилась на нее с этой карты графиня д’Армонти, принявшая образроковой дамы треф! Как скривилась от бессильной злобы! Анжель задумчивоулыбалась. Ничего, бог даст, еще и сама маман задохнется от беззубой ненависти.Только теперь отчетливо прорисовалось перед Анжель то, что прежде лишь маячилотуманно и раздражало невозможностью: найти графиню и отомстить ей! И что-топодсказывало: осуществить сие поможет этот человек, Оливье де ла Фонтейн.