– Хоть велено, да рука не поднимается! – огрызнулся драгун,отходя и с преувеличенным вниманием разглядывая стволы яблонь, обернутые досамых ветвей соломою – от морозов.

– Эй, Бурже! – окликнул Лелуп. – А ну, поди сюда. Порананизать на твою пику эту русскую собаку!

– Кого? – отозвался Бурже. – Эту собаку заколоть? Сейчас!

Он вскочил на коня, отъехал шагов на пятнадцать, направил напленного острие – и поскакал.

Князь не двигался, только чуть склонил к плечу голову, глядяс усмешкою на всадника, словно заранее знал, что, подскакав к своей жертве,Бурже вздернет вверх пику, не в силах убить обреченного на смерть. Так ислучилось. Непонятная сила духа, абсолютное, нечеловеческое бесстрашиеобескураживали солдат, лишали их мужества, что донельзя разъярило Лелупа.

Он намеревался во что бы то ни стало довести дело до конца,а ему солдаты не осмеливались противиться – напротив, подчинились словно быдаже с облегчением от того, что кто-то наконец взял на себя ответственность,переложил на свои плечи тяжесть греха – убийство безоружного пленника. Ониторопливо выстроились в шеренгу и приняли ружья к плечу.

– Заряжай! – закричал Лелуп. – Это шпион, один из поджигателей,из-за которых погибает в Москве наша великая армия. Смерть ему! Целься!

Он уже готов был приказать стрелять, но князь не пожелалмолча дожидаться смерти.

– Полно врать! – закричал он по-французски. – Палите-палите!Только чтоб руки не дрожали! И помните: есть бог! Он наказывает и милуетРоссию! Дай боже, чтоб эта проклятая война скоро кончилась, и помоги покаратьзлодея, поднять разбойников на штыки! Ну а теперь – пли!

Ударил нестройный залп. Князя отбросило назад так, что онударился о яблоневый ствол и медленно сполз по нему наземь.

Ободрившись, словно сбросив с себя какую-то тяжесть, драгуни Бурже кинулись к нему и осмотрели тело, наперебой выкрикивая: мол, все стрелявшие– отъявленные мазилы, ибо из восемнадцати зарядов только две пули прошили грудьи еще две попали в голову. Удивительное дело, кричали французы, ведь осталсяжив!

– Жив! – горячо выдохнула Марфа Тимофеевна, и ее голоспривел в чувство Анжель, которой все это время казалось, будто она лежит вгробу, слушая, как ударяются о заколоченную крышку новые и новые комья земли.

– Добейте его! – махнул рукою Лелуп, и у Анжельприостановилось сердце, однако тут Марфа Тимофеевна проворно перескочила черезподоконник и, крикнув Анжель:

– Беги за мной! – ринулась через сад к конюшням той жетропою, которой бежал князь.

Сердце Анжель выскакивало из груди от страха и быстрого,тяжелого бега по сугробам. Она понимала, что у них нет шансов на спасение, нопонимала также, что есть крохотный шанс спасти жизнь князя, ибо, завидевфигуры, словно свалившиеся с неба и куда-то бегущие сломя голову, французы вмигзабыли про полумертвого пленника и занялись своей любимой забавой – погоней заженщинами.

Анжель краем глаза успела увидеть Лелупа, приставившего дулок виску недвижимого князя, однако при ее появлении он обо всем забыл, вытаращилот изумления глаза – и бросился за ней. Анжель взвизгнула не своим голосом, и вэто мгновение Марфа Тимофеевна рванула ее за руку, затащив за приземистый,присыпанный снегом шалашик – летнее пристанище садовника. Лишившись опоры подногами, они кубарем, задыхаясь, покатились к обрыву, а потом, в вихрях снежнойпыли, по накатанной темно-ледяной горушке, – к извилистой речонке, сквозь черныепромоины дышавшей паром; рядом с речкою стояли легкие санки, в оглобляхнетерпеливо перебирали копытами кони – и никого, ни души вокруг!

– А он?! – успела выкрикнуть Анжель, прежде чем МарфаТимофеевна с неженской силой зашвырнула ее в сани, сунула в руки вожжи ихлестнула с оттяжкою по лоснящимся крупам.

Легконогие, застоявшиеся кони с места взяли рысью. МарфуТимофеевну отбросило в снег, и все, что услышала стремительно улетавшая от нееАнжель, было лишь:

– Не дам его в обиду!..

Мать не смогла покинуть сына.

* * *

Какое-то время Анжель невидяще смотрела на тучи снега,летящие из-под копыт; отупевшая, онемевшая, не в силах осознать чередупостигших ее несчастий, она была будто в чаду. И вдруг забылась, завизжала отвнезапно пронзившего ее отчаяния, от одиночества, от полнейшей своейбеспомощности. Она тоже не хотела уезжать, не узнав, что с князем, – она нехотела жить, если он мертв! Но резвая упряжка, подгоняемая ее истошным визгом,неумолимо, как будто подчиняясь некоей всевышней силе, мчалась по узкомузимнику, приближаясь к темно-синему лесу, за который медленно опускалосьрозовое закатное солнце; и позади, невозвратимо позади оставались река, горка,сад, охотничий домик, а на попытку Анжель слабыми руками натянуть вожжи, сдержатьэтот стремительный лет кони ответили таким яростным рывком, что Анжельопрокинулась на тяжелую шубу, устилавшую сани, – и обмерла, услыхав недобрыйголос:

– Вот ты и сама ко мне пришла, душенька!

«Лелуп!» – мелькнула страшная мысль, но тут же Анжельсообразила, что говорили по-русски. Она приободрилась было, да ненадолго, ибо,откинув шубу, из-под нее вылез… не кто иной, как бесследно исчезнувший лакейкнязя!

* * *

Растрепанный, обсыпанный соломенной трухою, он выпялился наАнжель с не меньшим изумлением, чем она на него, и на какое-то время они так исидели в неудержимо летящих санях. Наконец лакей очнулся, закричал:

– Ты? Куда ж ты гонишь, курва чужеземная? А Варька где?

«Так он ждал здесь Варвару!» – догадалась Анжель, и слезынепрошеной жалости к этому человеку, которому предстоит сообщить это ужасноеизвестие, обожгли ее глаза. Задыхаясь, с трудом сдерживая рыдания, онавыдавливала из себя французские слова о том, что на охотничий домик напали, чтоим с Марфой Тимофеевной удалось бежать, что князя расстреляли, но он, возможно,жив…

Лакей, досадливо морщась, кое-как вникал в ее сумбурныйрассказ. Однако при последних словах Анжель его лицо просияло.

– Наказал! Наказал-таки его господь! И пособницу его, старуюсводню, Марфушку, гори она огнем на том и на этом свете! Она и Варьку мою ему впостель подложила, и девок молодых, нетронутых, бессчетное число, да и тебя,сколь мне ведомо… – Он озадаченно свел брови. – Одного не пойму, мамзель: ты-токуда летишь сломя голову? От своих бежишь? Или тебя Марфа заморочила? Не бойсяничего, давай я тебя отвезу обратно. – Он нагнулся было подбирать вожжи,заворачивать коней, и тут Анжель наконец поняла: да ведь перед нею тот самыйПавел, который привел французов в княжеский заповедник!