– У меня было счастливое детство, я училась в одной излучших бернских гимназий, потом переехала в Женеву, поступила на службу, вышлаза человека, которого полюбила. Я все делала для него, а он – для меня, новремя шло, и ему пришлось выйти на пенсию. И когда он получил возможностьделать все, что ему нравится, я заметила: с каждым днем его глаза становятсявсе печальней – наверно, потому, что за всю свою жизнь он никогда не думал осебе. Мы никогда не ссорились всерьез, жили тихо, без бурь и потрясений: онникогда мне не изменял, всегда относился ко мне с уважением. Мы жили нормальнойжизнью – но до такой степени нормальной, что без работы он почувствовал себяникому не нужным, никчемным, ничтожным... Через год он скончался от рака.

«Все это чистая правда, спохватилась она, но может оказатьнегативное воздействие на эту девушку».

– Так или иначе, лучше, когда жизнь не преподноситнеприятных сюрпризов, – договорила она. – Не исключено, что, если бынаша жизнь была более насыщенной, мой муж умер бы раньше.

Мария вышла из дому с намерением найти справочники поусадебному хозяйству. Она была свободна и потому решила прогуляться. В верхнейчасти города ее внимание привлекла табличка с изображением солнца и надписью«Дорога Святого Иакова». Что это такое? Заметив на другой стороне улицы бар,она зашла туда и, верная своему обыкновению спрашивать обо всем, чего не знала,обратилась к девушке за прилавком. – Понятия не имею, – отвечала та.Это был фешенебельный квартал, и чашка кофе стоила здесь в три раза дороже. Нораз уж зашла и раз уж оказалась при деньгах, то заказала кофе и решилаперелистать справочники, купленные по дороге. Открыла первую книжку, но, как нистаралась сосредоточиться на чтении, ничего не получалось – это было до ужасаскучно. Было бы гораздо интересней поговорить об этом с кем-нибудь из клиентов– они всегда знают наилучший способ поместить и приумножить капитал. Мариярасплатилась, поднялась, поблагодарила официантку, оставила ей щедрые чаевые (вэтом смысле она была суеверна и считала: кто много дает, тот много и получает),направилась к двери и вдруг, не отдавая себе отчета в том, как важно этомгновение, услышала фразу, которая переменила ее планы, ее будущее, еепредставление о счастье, ее душу и женскую суть, ее отношение к мужчине, ееместо в мире.

– Постойте-ка.

Она удивилась. Дело происходило в респектабельном кафе, а нев «Копакабане», где мужчины могли позволить себе разговаривать с нею в такомтоне, хотя и она имела полное право ответить: «Даже не подумаю».

Мария хотела уж было продолжить путь, проигнорировав этупросьбу – или приказание? – но любопытство пересилило: она обернулась в тусторону, откуда прозвучал голос. Увидела она нечто странное – длинноволосыймужчина лет тридцати (или правильней было бы сказать – «молодой человек лет подтридцать»: мир вокруг нее стремительно старел), стоял на коленях, а вокругвалялись кисти. Он писал портрет посетителя, сидевшего за столиком с бокаломанисового коктейля. Мария не заметила их, когда входила в бар.

– Не уходите. Я сейчас закончу. Мне хотелось бынаписать и вас тоже.

Мария ответила – и, ответив, сама себе расставила силки:

– Мне это ни к чему.

– От вас исходит свет. Дайте сделать хотя бы эскиз. Чтотакое «эскиз»? Какой еще «свет»? Мария была отнюдь не лишена тщеславия, и слованезнакомца польстили ей, тем более что он вроде не шутил. А что, если перед ней– знаменитый художник? Он увековечит ее образ на полотне. Картину выставят вПариже или в Сальвадоре-да-Баия! Она прославится!

А с другой стороны – почему он сидит на полу, разложиввокруг все свои кисти-краски? Ведь это – дорогой и популярный бар.

Словно отгадав ее мысли, официантка сказала вполголоса:

– Он очень известен.

Интуиция не подвела Марию, но она постаралась сохранятьхладнокровие.

– Время от времени он приходит к нам и всегда приводитс собой какую-нибудь знаменитость. Говорит, здешняя обстановка его вдохновляет.Знаете, по заказу муниципалитета Женевы он создал панно, где изобразил людей,прославивших город.

Мария перевела взгляд на человека, который позировалхудожнику, и снова официантка прочла ее мысли:

– А это – ученый-химик, он сделал сенсационное открытиеи получил Нобелевскую премию.

– Не уходите, – повторил художник. – Яосвобожусь через пять минут. Присядьте пока, закажите себе что хотите, этозапишут на мой счет.

Мария, как загипнотизированная, выполнила приказ – села устойки, заказала анисовый коктейль (она не разбиралась в напитках и потомурешила взять пример с Нобелевского лауреата) и стала наблюдать за работойхудожника. «Я не прославила Женеву, значит, его заинтересовало что-то другое.Но это – не мой тип», думала она, снова и снова повторяя слова, которыетвердила себе с первого дня в «Копакабане»: спасение – в добровольном отказе отвсех силков и ловушек, расставляемых сердцем.

А поскольку для нее это стало непреложной истиной, можнобыло и подождать немного – не исключено, что официантка говорит правду и этотчеловек откроет перед ней двери в мир неведомый, но такой желанный: разве немечтала она стать моделью?

Меж тем художник проворно и быстро завершал свою работу. Ачто, если этот мужчина (она решила называть «мужчина», а не «парень», иначечувствовала себя не по годам старой) даст ей шанс? Не похоже, чтобы он затеялвсе это для того лишь, чтобы, как говорится, приударить за ней. Через пятьминут, как и было обещано, художник в последний раз прикоснулся кистью кхолсту. Мария унеслась мыслями к Бразилии, к своему блистательному будущему, неиспытывая ни малейшего интереса к знакомству с новыми людьми, которые моглитолько нарушить ее грандиозные планы.

– Спасибо, можете изменить позу, – сказал художникхимику, словно очнувшемуся ото сна, и, обернувшись к Марии, повелительнопроизнес: – Идите вон в тот угол и сядьте как вам удобно. Освещениепревосходно.

И вот – так, словно ей это было на роду написано, так,словно это было самое обычное дело, так, словно она знала этого человека всюжизнь, или так, словно до сей минуты она спала или грезила и только сию минутупоняла, что надо делать в действительности, Мария взяла свой стакан, сумочку,книги, толкующие об успешном ведении усадебного хозяйства, и направилась, кудабыло велено, – к столику у окна. Художник собрал свои кисти, холст,батарею стеклянных баночек с разноцветными красками, пачку сигарет и опустилсяна колени у ее ног.

– Некоторое время постарайтесь не двигаться.

– Вы слишком многого хотите: вся моя жизнь проходит вдвижении.