Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так прошел год. При помощи сородичей Илгра и ее семья достроили новое жилище и превратили его во вполне достойное укрытие от непогоды. А Вермунд все так же возлежал на Кулкарасе, погруженный в сытую спячку. Временами с горы доносился рокот – это змей ворочался или храпел, обрушивая лавины льда и снега, а иногда, если он дышал тяжелее обычного, изнанка облаков окрашивалась отблесками пламени.
И разумеется, молодые мужчины стали искать славы – они поднимались на Кулкарас и состязались в том, кто ближе подберется к дракону, не разбудив его. Старухи херндал не одобряли эту затею, но их никто не слушался.
Поначалу их бесшабашные набеги тревожили Илгру. Но потом она решила, что они пойдут ей на пользу – Вермунд мало-помалу привыкнет к появлению нежданных гостей. Если он вообще замечает их. Рассказы тех, кто добирался до вершины Кулкараса, давали ей представление о том, как совершить задуманное. Она с жадным любопытством выслушивала каждого воина, вернувшегося с горы, и в уме рисовала себе путь, воображала, как подкрадывается к змею…
Самым отважным из воинов удалось подобраться к крыльям Вермунда на расстояние броска камня. Дальше тянулась полоса гранитного щебня, и пересечь ее бесшумно было невозможно. Ни один из Рогатых, даже самые хвастливые, не стал и пытаться.
Илгра решила: она не рискнет подниматься на Кулкарас, пока не обретет уверенность, что сумеет убить лютого Вермунда. Поэтому она готовилась и ждала.
Однако покой не мог быть долгим. Все племя знало это, и все жили с гнетущим чувством ожидания беды.
* * *
С первым снегом давно ожидаемый кошмар стал явью: Вермунд проснулся, испустил грозный крик, расправил крылья и поднялся в воздух. Медленно покружил над сверкающими пиками Кулкараса и спикировал в долину, с шелестом рассекая воздух.
Скгаро бросились врассыпную. Илгра тоже, схватив одной рукой Ихану, другой – Горгот, а мать спешила вдогонку. Они забились в свои норы и сидели там, съежившись, пока дракон рыскал среди жилищ и загонов. На этот раз никто не пытался нападать на Вермунда; воины проклинали его и размахивали оружием, но так и не осмелились выйти из укрытия.
Древний чешуйчатый змей полз по долине, сжирая и оленей, и овец, и всю скотину на своем пути. Однако по сравнению с тем, что было в первый раз, истребил он немного и поджег лишь одно небольшое поле у ручья.
Потом Вермунд удовлетворенно облизался языком, бахромчатым, как у кошки, поднялся в воздух, описал несколько ленивых кругов и опять угнездился на Кулкарасе. Выплюнул облачко дыма, прикрыл морду хвостом и сонно опустил веки.
Илгра выползла из норы и не поверила своим глазам. Никто из племени не пострадал, а скота погибло не так уж много – во всяком случае, от такого убытка голод зимой не грозил.
Херндал посоветовались, потом Эльга кивнула и сказала:
– Мы сможем это пережить.
Так оно и случилось. Илгре не нравилось терпеть лишения, никому из скгаро это было не по вкусу, но уж лучше жить так, чем погибнуть в зубах дракона.
Зима сменилась весной, весна – летом, а лето – опять зимой. Племя охотилось, выращивало хлеб, играло свадьбы и снова стало сильным. Высоко над ними на вершине Кулкараса чернел дракон, неизбывная угроза, которую часто видели, много о ней говорили, но редко сталкивались напрямую. И постепенно свыклись с его присутствием. Скгаро стали видеть в драконе скорее деталь пейзажа, нежели живое существо. Для них он стал словно сила природы – метель или чума, которая может налететь неожиданно, но по большей части о ней и не вспоминают.
Если спросить скгаро, они бы заявили, что по-прежнему мечтают уничтожить дракона, и по вечерам они частенько плели канаты для той самой давно обсуждаемой сети. Но дело продвигалось медленно, а сеть нужна была огромная, поэтому затея так и осталась несбывшейся.
И верно, дракон изредка пробуждался, слетал вниз в вихре огня и ярости, пожирал скот, а если у кого-нибудь из племени хватало глупости противостоять ему, то съедал и его тоже. И все-таки атаки Вермунда не были главным в жизни скгаро. По-прежнему надо было рубить дрова. Охранять стада от волков, медведей и остроглазых горных кошек. Ухаживать за посевами. Повседневные дела выдвинулись на первое место в их непростой жизни.
Илгре это очень не нравилось. Всеобщее умиротворение ранило ее, кровь звала к отмщению, и каждый миг промедления причинял боль. Хуже того, кое-кто в племени стал говорить о Вермунде в почтительных тонах, как будто он достоин уважения. Перегоняя скот с одного пастбища на другое, Илгра не раз видела у подножия Кулкараса маленькие башенки из камней с подношениями кровожадному змею. Она их нещадно рушила. Знай она, кто их возвел, избила бы Горготом с головы до пят.
Илгра постоянно тренировалась, и ее сила и мастерство росли день ото дня. Учебные поединки с Арвогом вряд ли могли подготовить ее к схватке с драконом, зато укрепляли уверенность в своих силах.
День, когда появились ожтрим, наступил в конце зимы, и пришло время испытаний на взрослость, в которых Илгре предстояло сразиться со всем племенем и доказать свою храбрость. Невзирая на страх, она вела себя уверенно и продержалась до конца, после чего старейшины объявили ее полноправным воином племени скгаро.
Но испытания были тяжелыми. Так оно и должно быть. Лишь через семь дней Илгра набралась сил выйти из жилища, а раны на груди зажили три месяца спустя. Илгра носила шрамы с гордостью, как символ славы, и жалела, что отец не может их увидеть – он бы гордился своей дочерью. За все время испытания она ни разу не вскрикнула. Ни разу.
Когда испытания были пройдены и ее мастерство во владении Горготом практически достигло совершенства, пришло время воплощать намерения в дело. Тем не менее Илгра выждала еще немного, пока зима не пошла к концу и снежная шапка на голове Кулкараса не стаяла. И вот однажды вечером, когда воздух был ласков, а поля зазеленели, она наполнила сумку мазями от ожогов, ягодами, сыром и полосками сушеного мяса. Еще раз наточила Горгот – так, чтобы он одним касанием перерубал прядь волос, вычистила кожаные доспехи и смазала их так, что они ярко заблестели в отсветах домашнего очага.
Она ничего не сказала о своих замыслах ни матери, ни сестре, только поцеловала их в лоб и легла спать.
А когда в серых предрассветных сумерках запели первые птицы, Илгра встала, выскользнула из жилища и в утренней прохладе повернулась к Кулкарасу.
Она неслышно прокралась через деревню, и никто не заметил ее ухода, даже Ражаг, стоявший на часах. Дойдя до опушки леса, Илгра ускорила шаг. Она направлялась к каменистому гребню, по которому сумеет подняться на склон Кулкараса. Именно этим путем шел шаман Улкро, и Илгра в память о нем на миг остановилась.
И все-таки волнение в ее сердце все нарастало, но она шла легкой походкой, радуясь, что наконец-то взялась за дело.
Несмотря на неудачу, которую потерпели Улкро и военный отряд Арвога, Илгра была уверена, что преуспеет там, где им не удалось. Причина ее уверенности была проста: она не собиралась сражаться с Вермундом в открытом бою. Илгра была готова рискнуть жизнью ради отмщения, но не намеревалась впустую расставаться с нею в безнадежной затее. И еще она уверилась, что отряд Арвога не достиг своей цели потому, что семеро воинов на каменистой россыпи производили слишком много шума. Одинокие парни, поднимавшиеся на Кулкарас, умудрялись приблизиться к Вермунду, не привлекая его внимания. Поэтому Илгра считала, что сумеет это повторить. В одиночку она будет идти так тихо, как никогда не сумеет ни одна группа Рогатых, и к тому же у нее были и другие средства маскировки…