бывает кричат и проклинают. Черная дверь – там изначалье.

– Что за черная дверь?

– Я не знаю. Извините, помутился рассудок. Волнительное время. Порталы дано не открывались. Все должно пройти идеально.

– Что за порталы?

– Врата в новую Империю. Они ведут подсчеты. Что вы хотели сообщить на счет Бюро?

– Это дело касается Императора. И я только с ним буду разговаривать.

–Император? Смешно! Но вы не знаете! Да! Вы не знаете! Вы не испугаетесь, как эти генералы! Как я!

Центурион рассеяно начал водить по столу руками в поиске чего-то.

– Ваши ребята имеют допуск к Императору. Вот вам карточка. В последнее время вы у нас не часто появляетесь. Вас уже все забыли, но карточка поможет.

Центурион передал мне пластиковую карточку красного цвета.

– Императора вы найдете сами. Теперь я могу отдохнуть. Все кончено!

Я вышел из кабинета Центуриона.

Шеренгами по два легионеры проникали в обволакивающую, похожую на облако, субстанцию и исчезали. С террасы до меня доносился зычный голос, выкрикивающий команды солдатам.

Порталов было очень много. Я насчитал около десяти. Остальные терялись из виду за изгибами переходов внутри террасы. От каждого портала тянулась вереница легионеров. Я снял очки, чтобы увидеть происходящие в истинном цвете.

Картина поражала. Войны стремились в совершенно другие миры, чтобы навязать свою гегемонию.

Техника проникала через более широкие переходы. Неповоротливые танки, ощетинившиеся самоходки и груженные солдатам бронетранспортёры растворялись в порталах. Пузатые вертолеты и элегантные истребители в разобранном виде доставлялись в другой мир тягачами.

В этом копошение, словно в термитнике, проглядывался сложный алгоритм, алгоритм, исходящий одновременно и сверху и снизу, и одновременно не до конца понятный ни для солдата, ни для его начальника. Потоки схлестывались. Однотонной хаки смешивался, превращая солдат в извивающуюся змею. Элементы Легиона теряли индивидуальность. Здесь и сейчас они единое тело, единое сознание, единый организм. Любое их решение сводится к рефлексам и приказам. Шаблоны выходят на первое мест, прогоняя любое вольнодумство. Один выкрикнет: «Абсолотус», многие не задумываясь подхватят: «За Империю!».

Я вновь вернулся в изумрудный мир, надев очки.

Император ждал наверху своего часа. У меня даже нет оружия чтобы его убить. Но зачем мне выполнять бессмысленные задания Бюро? Они хотели меня всего лишь убрать таким образом. Бюро запустила меня, как смертника, чтобы проверить насколько к себе позволяет подпускать Империя. А Империя в свою очередь запустила меня в Бюро, чтобы проверить то же самое, только со стороны Бюро. Забавно быть марионеткой в руках двух куловодов. Или никточки настолько спутались, что левая рука не ведает, что творит правая?

Когда я увижу Абсолютуса или того, кто сидит вместо него, я спрошу только единственное: «Сколько можно?»

Я побрел дальше. По коридору ходили патрули легионеров, но они меня не замечали. Я подошел к платформе. Рядом стоял терминал, на котором работал местный техник. У него был совершенно пустой взгляд, на лысой голове виднелся шрам похожий на мой.

– Место назначение: Императорский Пик? – спросил он унылом голосом.

– Да.

Я взошел на круглую платформу. Техник что-то покрутил на панели терминала и я понесся в верх.

Конец близко. Сейчас умереть не самое страшное: страх пропадает, когда нет путей отступления. Чего я сейчас по-настоящему боюсь? Наверное, того, что не получу ответы. Мне страшно, что перед смертью на вопрос: «Стоило ли это того?», я не смогу ничего ответить.

Переходы между этажами мелькали в моем изумрудном мире со все увеличивающийся скоростью.

Когда конец близок, наступает смирение и вместе с тем возбуждение. Глядя в бездну, ты чувствуешь себя, как никогда, уверенно. Все тревоги жизни улетучиваются, есть только пьянящая смелость.

Круглая платформа начала замедлять свое до того стремительное движение.

Когда конец близко, мир, погребенный под суетой жизни, возникает из-под развалин памяти. Моменты, ради которых и стоило жить, проносятся, как товарный поезд разбырзгивая несяные кляксы радости и мимолетного счастья. Жарки день. С кем-то. Один. Смех. Свет. Глаза над всем. Они даже до сюда добрались. Я думал, что хоть сейчас, под конец, я от них избавлюсь. Но нет они еще до сих пор со мной.

Платформа встряхнула меня – остановилась. Передо мной разошлись стеклянные двери.

Я вошел в стерильно бело-зеленную комнату с аркой. Здесь никого не было. По углам комнаты стояли статую, изображающие обнаженных мужчину и женщину. От куда-то доносилось странное бульканье. По стенам ближе к потолку шли провода и трубы.

Я прошел в арку и оказался в белоснежно-зеленном павильоне. Мои шаги по бело-зеленному кафелю отдавались эхом. По всему павильону: по станам и потолку, продолжали виться трубки. Их конечной целью была кровать, окруженная капельницами, аппаратами искусственного дыхания и десятками датчиками, отслеживающими состояния больного. Сама кровать была пуста. Император скорчившись сидел в кресле. Он наблюдал за мной. Его опавшие, поседевшие и уже несколько раз пожелтевшие усы не взывали больше к любви и доверию, как на фотографиях. Назвать этого дряхлого старца былой тенью Абсолутаса, значит оскорбить понятие тени. Это была живая мумия, обтянутая даже не пергаментом, а пищевой плёнкой. Через кожу можно было просмотреть кости и сухожилия. Если пристольней вглядеться – можно заметить, как по венамтянется вязкая жиза, которая, скорее всего, являлась кровью. Рядом с Императорм стоял стол с недоеденной трапезой и бокалом недопитого вина.

Абсолутус продолжал смотреть на меня своими бесцветными глазами. Его головая тряслась, как взбаламученный пудинг.

И Бюро хотело убить это? Зачем Империя до такой степени довела Абсолутуса?

Не смотря на весь жалкий вид Императора, он вызывал у меня трепет. Это вырывалось от куда-то изнутри. Это был тот самый Император, при котором я родился, рос и вырос. Я много раз представлял, как плюю ему в лицо, и, когда, такая возможность представилась, я хочу только приклонить колено перед ним.

Гул булькающим звуком расходился эхом по большому павильону.

Я подошел к Императору ближе. Он тоже стал жертвой чужой воли. Никкто не согласился обрекать себя на такое существование. Но кто на это пошел? Бюро, Сенат или те, кто стоят выше над ними всеми.

Я сомневался, что Абсолутус сможет дать мне развернутый ответ на многосложный вопрос, поэтому я спросил:

– Кто?

Абсолустус смотрел на меня снизу-вверх. Он приподнял свою дрожащую руку и указал на бокал вина. Старик хочет выпить. Я преподнес ему бокал. Император вместо того, чтобы взять вино рукой, вытянул немного вперед голову и приоткрыл рот. Я прислонил край бокала к его губам и, боясь дотронуться до его кожи аккуратно начал наклонять сосуд. Темно-изумрудная жидкость хлынула ему в рот. Император