Это ухудшило отношения с Советским Союзом, который ответил в своем коварном пропагандистском стиле: к 30-летию Победы, весной 1975 г., маршалы Иван Якубовский и Андрей Гречко в пражской прессе опубликовали две статьи, где приписали Красной армии все заслуги в освобождении Восточной и Центральной Европы, включая Югославию, и в установлении социализма на этих землях[2461]. Партизаны Тито, по их мнению, в победе над фашистами сыграли только декоративную роль. Тезис, что КПЮ, как и все восточноевропейские партии, пришла к власти с помощью советской армии, быстро использовали болгары и при этом в своей прессе упоминали исключительную роль, которую сыграли их части в освобождении Сербии. На это оскорбление народно-освободительной армии, которое отрицало специфику югославской революции и легитимности КПЮ, Тито резко отреагировал 2 апреля 1975 г. в Скопье и днем позднее в Косове[2462]. Затем, более прямо, – в длинном телевизионном интервью, в котором изложил свое ви́дение Второй мировой войны[2463]. Тем самым он вызвал целый вал протестных заявлений от бывших борцов, которые постоянно повторяли слова маршала: «Мы шли с Советским Союзом с самого начала. Хотел бы я увидеть кого-то другого, кто еще был с нами из тех, кто сегодня хочет недооценить наши жертвы»[2464]. Русские, начиная с Брежнева и Косыгина, пытались оправдаться, но оскорбление оставило след и дало повод для нового всплеска недоверия[2465]. Кардель обострил его еще больше, когда отклонил приглашение присутствовать на праздновании 250-летия основания Академии наук СССР (бывшей Императорской)[2466].

Американцы также попытались использовать сложившуюся ситуацию. 3–4 августа 1975 г. в Белград отправили президента Джеральда Форда и, помимо прочего, подписали соглашение на 600 млн долларов на строительство ядерной атомной электростанции Кршко[2467]. Тито принял протянутую руку и попытался преодолеть охлаждение, которое произошло в 1972 г. из-за противоположных взглядов относительно арабско-израильского конфликта. Этот процесс нового сближения, конечно же, был нелегким, всё еще продолжались недопонимание и полемика. Так, в начале 1976 г. маршал принял драматическое решение прервать переговоры о противотанковых ракетных комплексах TOW, в которых Югославия весьма нуждалась, в то время как союзный секретарь по обороне Никола Любичич упрекал американцев, что они не хотят продавать Югославии новейшее оружие. Всё это одновременно сопровождала полемика в прессе относительно деятельности усташских, четнических, домобранских и албанских групп в США, которых защищали «враждебные элементы» в Вашингтоне[2468]. В октябре того же года Тито был снова обеспокоен, когда Джимми Картер, кандидат в президенты от демократов, профан во внешней политике, во время телевизионных дебатов с Джеральдом Фордом заявил, что не верит в возможность советского вторжения в Югославию. Одновременно он добавил, что не стал бы использовать американскую армию для ее защиты, если бы такое всё же произошло, поскольку безопасность США в этом случае не была бы под угрозой. Когда потом Картер пришел в Белый дом, отношения между государствами сильно охладились. Чтобы их улучшить, в 1978 г. Картер пригласил Тито посетить Вашингтон в третий раз. В связи с этим он полностью сменил риторику и обязался принять более жесткие меры против экстремистских эмигрантов и оказать поддержку «независимой, территориально единой и объединенной Югославии». Начались открытые переговоры, во время которых американский президент попросил Тито объяснить ему, почему русские так ненавидят США. Тито ответил ему без обиняков: «.вы окружили их своими военными базами и хотите уничтожить их экономически, втягивая в гонку вооружений, и угрожаете им нейтронной бомбой»[2469]. Збигнев Бжезинский, советник президента по безопасности, был так потрясен, что позднее заявил: «.вместе с США и Советским Союзом Югославия единственный протагонист на международной арене». Американская армия снова обещала, что будет вооружать ЮНА, и наряду с упомянутыми признаниями это был один из редких успехов, которые Тито снискал во внешней политике на закате своей жизни [2470].

Вопреки настойчивым утверждениям советской прессы, что Москва не может ничего сделать с акциями мятежников против Югославии, что речь идет о «поклепе» западных кругов, 1975 г. закончился новой полемикой относительно подстрекательства информбюровцев, против которых власти не колеблясь использовали «грязные» методы[2471]. Так, 26 декабря было заявлено, что за закрытыми дверьми идет процесс против Владо Дапчевича, который в ночь с 8 на 9 августа тайно исчез из своего отеля в Бухаресте[2472]. В румынскую столицу Дапчевич отправился, очевидно, рассчитывая на защиту своих советских опекунов, при этом он недооценил хорошие отношения между Тито и Николае Чаушеску, румынским президентом, УГБ и Секуритате. Югославские агенты его схватили и привезли в Белград, где он был приговорен сначала к смертной казни, затем – к двадцати годам строгого режима из-за «нелегального» перехода границы, преднамеренной враждебной деятельности и даже попытки содействия отделению Косова и западной Македонии в пользу Албании[2473]. На эти обвинения Правда ответила, что они беспочвенны, но в Югославии и на Западе в это не верил никто.

В то же время Тито дал руководителям служб безопасности «особые инструкции», как поступать с инакомыслящими, которые не сулили им ничего хорошего. По всей стране призывали к бдительности, которая обретала черты паранойи[2474]. Бесцеремонный способ борьбы с противниками режима, который время от времени сопровождался убийствами, в середине 1970-х гг. получил такое распространение, что гамбургский еженедельник Der Spiegel в отношении югославского правительства даже писал о политической мафии на Балканах. В то же время французский президент Жискар д'Эстен отреагировал на тайное убийство двух югославских эмигрантов в Париже и Ницце, отложив запланированный визит к Тито. Когда в августе 1976 г. власти обвинили в шпионаже и посадили в тюрьму некоего американского гражданина югославского происхождения, который находился в туристической поездке на свою прежнюю родину, между Вашингтоном и Белградом также обострились отношения. Из-за бесцеремонного отношения югославского правительства в 1973 г. вспыхнул настоящий дипломатический инцидент с Австралией, на что живо отреагировал американский посол в Белграде Лоренс Зильберман. Своим выступлением он вызвал обиду Тито и обвинение, что он вмешивается во внутренние дела государства. Его объявили персоной нон грата и создали вокруг него своего рода вакуум, из которого он вышел только после своего отъезда[2475].