В ожидании ротации, которая должна была скоро начаться, в конце 1976 г. против Доланца сформировался широкий фронт противников, среди которых выделялся уже упомянутый Юре Билич, который вел против него войну всеми доступными средствами. Аналитики ЦРУ полагали, что в этом участвовал и Советский Союз, руководству которого Доланц не нравился, поскольку не скрывал критического отношения к «гегемонистским» амбициям СССР и своих более или менее либеральных взглядов на социализм (утверждал, что его должны строить не только коммунисты, и обозначил «централистов» как самую большую опасность для югославского общества). В Вашингтоне были уверены, что «прагматичный и организованный» словенец имеет над всеми преимущество, чтобы в ожидании времени «Ч» укрепить свое положение. С другой стороны, не отвергали гипотезы, что непредвиденные события в югославских верхах еще могут разрушить его планы: «Главное действующее лицо во всем этом, вероятно, сам Тито. Его реакция на борьбу в руководстве, судя по всему, сейчас такая: он позволяет, чтобы гонка продолжалась. Таким образом, он влияет на выбор первого среди равных, так, чтобы не казалось, что он хочет навязать свою волю тем, кто его переживет»[2421]. Атмосферу интриг, которая отмечала последние годы жизни Тито, хорошо иллюстрирует судьба Джемаля Биедича, известного и способного боснийского мусульманина, который при поддержке Карделя в 1971 г. стал председателем Союзного исполнительного веча. Во время действия его мандата с ним произошли две авиакатастрофы, при этом во второй 18 января 1977 г. он погиб. Всеобщим мнением было, что его убили те, кто противился признанию «мусульманской нации» в самом сердце Югославии, создателем которой был Биедич, а также малых этносов: словенцев, македонцев, мусульман[2422].

Когда в июле 1978 г. Доланц предложил образовать внутри Президиума СКЮ орган из пяти членов, который он бы возглавил, старая гвардия, во главе которой встал Бакарич, среагировала решительно. Ходили слухи, будто бы Бакарич открыто говорил, что партийное руководство хорошо знает, как Сталин пришел после смерти Ленина к власти, и у них нет ни малейшего желания повторить этот опыт. Произошли бурные внутренние трения, которые подогревало взаимное соперничество и ревность. Всё это вызвало паралич политического выбора. В ожидании времени «Ч» в партийных верхах установилась такая нездоровая атмосфера, что один британский дипломат сделал циничный вывод: «Последняя большая услуга, которую Тито может оказать своей стране, это как можно скорее умереть»[2423].

Поскольку Тито не хотел, чтобы кто-нибудь из его круга стал слишком сильным, не случаен тот факт, что он спустя лишь 11 дней после речи Карделя о «маленьких Тито», 20 октября 1978 г., без предварительного оповещения предложил членам Президиума СКЮ преобразовать его в коллективный орган, подобный Президиуму СФРЮ. Тогда решили, что будут по точно установленной системе ротаций назначать каждый год нового председателя Президиума, и первым на это место (т. е. заместителем Тито) поставили союзника Бакарича, 51-летнего Бранко Микулича, который был известен как твердый догматик и лизоблюд. Секретарем заново созданного Президиума остался Стане Доланц, а в партийных верхах установилось двоевластие, разделенное между председателем и секретарем, что, казалось, было сделано намеренно, чтобы они следили друг за другом, а на самом деле это знаменовало закат Доланца. 15 мая 1979 г., за день до того, когда он должен был отправиться с Тито в Москву, Доланц ко всеобщему удивлению заявил, что добровольно оставляет должность секретаря Президиума, якобы он должен взять на себя некоторые функции Карделя, который умер 10 февраля. Кардель, протестуя против политики Тито, опиравшейся на разжигание внутреннего соперничества для защиты личной власти, потребовал, чтобы его похороны были закрытыми. Тито воспрепятствовал этому и приехал в Любляну на «государственное» торжество, при этом он не мог скрыть своего негативного отношения к покойному [2424].

С отставкой Доланца с поста секретаря Исполнительного бюро для него сразу же отпал вопрос об участии в делегации, которая отправлялась в СССР, что западные наблюдатели рассматривали как подтверждение того, что он возвращается в гонку в качестве возможного соперника Тито. Хотя он и остался в Президиуме как представитель Словении и получил наивысшую государственную награду, орден Героя социалистического труда, в критический момент, менее чем за год до смерти Тито, Доланц потерял свое ключевое положение в верхах КПЮ. Почти целое десятилетие он руководил Исполнительным бюро СКЮ, хотя для этой должности предусматривался одногодичный мандат и последовательная ротация кадров. Он был последней жертвой из десяти тысяч выдающихся людей, которых Тито за свою жизнь убрал с пути в ходе многочисленных чисток. (Ничто не помогло – ни то, что развлекал его своими скользкими шутками, ни то, что был готов играть с ним в карты, хотя и знал, что должен проиграть[2425].)

Поскольку Тито верил правилу «разделяй и властвуй», он спустя короткое время после смерти Карделя отказался от реформизма словенцев и сблизился с консервативной группой, самой важной фигурой которой был Душан Драгосавац, представитель сербского меньшинства в Хорватии, который стал секретарем партии. Также в то время в верхушке ЮНА произошли изменения: словенского генерала Стане Поточника, занимавшего должность командующего Генеральным штабом, заменил адмирал Бранко Мамула, тоже хорватский серб. Другие видные сербы из бывших австро-венгерских областей пришли к власти с заданием держать в узде как хорватов, так и словенцев, а также соплеменников в Белграде[2426].

Отстранение сербских, словенских и македонских либералов в 1972 г. Советский Союз принял с одобрением, поскольку речь якобы шла об обновлении партийного централизма в СКЮ. Как с удовлетворением констатировали в Белграде дипломатические представители Восточного блока, некоторые функционеры в борьбе против национализма и либерализма опять начали употреблять «нашу» терминологию[2427]. Тито не обновил старой номенклатурной системы, которую ловко использовал Ранкович, наоборот, отдал администрирование партии своим доверенным лицам в отдельных республиках. Для себя он сохранил только назначение нескольких ключевых людей в государственной администрации, в СКЮ, в спецслужбах и армии, причем следил, чтобы на союзном уровне не возобновилась гегемония сербов и черногорцев, типичная для периода перед 1966 г. В любом случае партия после кризисных 1971 и 1972 гг. укрепила свое влияние на общественную жизнь. В издательствах, в университетах, на заводах, в региональных администрациях снова появились партийные «коллективы», которые стали важным орудием режима для достижения политического догматизма[2428]. Югославская печать вычеркнула из лексикона слово «сталинист» и отказалась от всяких критических намеков на советскую действительность. Повседневностью «нового направления», которое началось с XXI заседания Президиума СКЮ в Караджорджево, стало указание на противника с Запада, причем лидировал в этом Тито. На III Конференции СКЮ в Белграде, в декабре 1972 г., он, например, упомянул о 300 тыс. резервистов, в том числе и офицеров, которые были на «временной» работе в Западной Европе. Следовательно, это «три большие армии», которые имела Югославия за рубежом. При этом Тито спрашивал, позволили бы им западные правительства «в случае какого-нибудь конфликта Югославии с кем-нибудь» вернуться на родину? Партия до сих пор «слишком сильно была заинтересована в валюте и мало обеспокоена тем, что молодые, способные люди и даже офицеры получают работу за рубежом»[2429]. Его поддержал Доланц, который на рубеже 1972–1973 гг. в интервью газете Delo констатировал, «что в некоторых западноевропейских государствах активность против Югославии на самом деле является активностью против передовых сил в собственном государстве». Хотя на эти размышления частично оказали влияние напряженные отношения с Италией и Австрией из-за границы у Триеста, особенно по поводу словенского меньшинства в Каринтии, руководство прежде всего стремилось создать в общественном мнении ощущение угрозы, чтобы оно стало предохранительным клапаном от недовольства югославского населения из-за внутренней ситуации [2430]. Когда 6 октября 1973 г. начался новый конфликт между Израилем и арабами, Тито, конечно же, не думал, на чью сторону перейти. Поддержав арабов, помимо всего прочего он пытался укрепить свой авторитет среди неприсоединившихся стран, поскольку на заседании недавней IV Конференции движения в Алжире не мог не заметить, что его влияние ослабевает. Югославские журналисты получили задание писать так, словно «страна находится в состоянии войны с Израилем». Советским самолетам Тито снова разрешил использовать югославское воздушное пространство и аэродромы для доставки оружия египетским и сирийским частям, и когда они потерпели тяжелое поражение, наследнику Насера Садату даже советовал бомбить Тель-Авив. Сообщение, которое перехватила американская контрразведывательная служба, конечно же, вызвало в Вашингтоне большое недовольство. Американцы обвинили Тито в том, что он оказывал сильное влияние на разжигание войны на Ближнем Востоке и, что еще важнее, окончательно отказались от надежды, что Югославия станет посредницей между враждующими сторонами в ООН. Отношения между Белградом и Вашингтоном настолько ухудшились, что спустя некоторое время были почти прерваны. Киссинджер игнорировал югославского посла в Вашингтоне и не хотел принимать министра иностранных дел, который посетил заседание Генеральной Ассамблеи ООН[2431]. От этой не очень приятной ситуации Тито испытал моральное удовлетворение. В конце июня 1974 г. президент Всемирного еврейского конгресса Наум Гольдман попросил о встрече. Гольдман, который уже давно находился с маршалом в приятельском диалоге, отметил, что его предсказания 1967 г. осуществились, и в первую очередь утверждение, что «Израиль не может постоянно действовать с позиции силы». В условиях, которые возникли после Войны Судного дня, президент Всемирного еврейского конгресса был уверен, что Тито, принимая во внимание «его авторитет, объективность, дальновидность, цельность», может стать посредником между арабами и израильтянами[2432]. Но этого не произошло.