Новую конституцию Тито анонсировал 23 апреля 1973 г. в речи, с которой выступил в Союзной скупщине. «Судя по всему, он был в порядке, – сообщал британский посол, – однако еще никогда у меня не было впечатления, что он без воодушевления читает слова, написанные кем-то другим. Его речь был точно хронометрирована и длилась один час, после этого заседание скупщины продолжалось всего пять минут, так, наверно, посоветовали врачи. В отличие от его импровизированных речей эта была исключительно долгой и неинтересной»[2381]. Но дело было не только в рекомендациях врачей. Тито не был воодушевлен новой конституцией, поскольку ему казалось, что с дополнительным акцентированием государственности республик и автономии Косова и Воеводины разрушается единство Югославии. Его смущало то, что конституция давала республикам возможность выйти из федерации без договора с другими партнерами, особенно без всеюгославского референдума. Он принял ее только потому, что в Конституционной комиссии оказался в меньшинстве и не имел в силу возраста достаточно сил, чтобы вмешиваться во внутриполитические события. Но он утверждал, что через три-четыре года станет ясно, насколько он был прав в своих сомнениях. Свой скепсис он выразил также тем, что не хотел подписывать текст конституции, когда ее приняли 21 февраля 1974 г. Это задание он переложил на председателя Совета национальностей в Союзной скупщине Мику Шпильяка[2382].

Эта конституция была четвертая в послевоенной истории Югославии и явилась воплощением мысленных конструкций, с которыми Кардель начал работать уже в конце 1960-х гг., когда представил доклад, названный «Критический анализ функционирования политической системы социалистического самоуправления». Этим докладом он вызвал бурное обсуждение в партийных организациях, поскольку коснулся существенных вопросов, которые в последующие два года стали дополнениями к конституции 1963 г. После падения либералов в Загребе, в Белграде и Любляне «партийный теолог», как его насмешливо называли, не перестал заниматься своей идеологической работой[2383]. Он был уверен, что она представляет собой важный шаг в направлении реализации вИдєния Марксом «республики объединенного труда», где рабочий класс и другие рабочие люди непосредственно осуществляют власть. Он хотел реализовать общество, «в котором человек был бы всё меньше гражданином, подданным государства, и всё больше равноправным членом самоуправленческой общности». В этом смысле самоуправление ввели бы также в неэкономические сферы и воплотили его как целостную общественную систему. Осуществлению этой цели прежде всего должны были послужить «основные организации объединенного труда» (ОООТ), которые бы исполняли обязанности на экономических началах как самостоятельные подразделения и договаривались бы между собой на основе своих интересов. Политика бы не вмешивалась в самоуправление, более того, ограничилась бы созданием общественно-экономической системы и ее долгосрочного плана. Чтобы как можно сильнее вплести в политическую канву ОООТ, Кардель вместо традиционного парламентского представительства ввел «депутатское представительство», какого не было нигде в мире. Оно прежде всего предусматривало комплексное устройство советов и скупщин на предприятиях, в районных группах и общинах, в автономных краях и республиках, вплоть до федерации. Каждая ОООТ на тайных выборах должна была избрать делегацию, которая бы направила «корпоративного делегата» в общинную, республиканскую и Союзную скупщину. Эти делегаты должны были быть непрофессиональными политиками и сохранить свои трудовые обязанности. Подобным образом была бы осуществлена непосредственная демократия, которая на постоянной основе оказалась бы связана с самоуправленческой базой и не могла переродиться в «игрушку» партикулярных сил, которые бы попытались монополизировать власть в обществе[2384]. Так образовались бы совсем новые социальные условия, которые бы сделали возможным осуществление политических и экономических интересов рабочего класса и принятие им самостоятельных решений относительно средств и результатов своей работы.

Короче говоря, конституция Карделя со своими 406 статьями, самая длинная в мире, а также самая тяжело воспринимаемая, включала в себя ряд элементов, направленных на дальнейшее укрепление социалистических основ Югославии. Речь шла об особом виде диктатуры пролетариата, которая нашла бы выражение внутри гармонично организованной государственной общности, в которой отдельные республики и края имели важные полномочия. Только оборона, внутренняя безопасность, внешняя политика и забота о единстве югославского рынка должны были остаться под надзором союзного правительства [2385]. «Согласно этой конституции, – самоуверенно сказал Кардель, – Югославия не будет ни федерацией, ни конфедерацией в классическом смысле, а наоборот, будет “совокупностью народов”, которая в значительной мере привнесет в международные отношения содержательно новые категории. В такой общности независимость народов растет больше, чем в классической федерации или конфедерации»[2386].

Более осторожным был Тито, который дал почитать набросок конституции Фицрою Маклину. «Что думаете, она будет работать?», – спросил Тито у него. «Не знаю, почему бы и нет», – вежливо ответил тот. «Надеюсь на это», – сказал маршал[2387]. На самом деле конституция не работала, как констатировал один сербский политик: «Мудрый крайнец Тито обманул. Вместо монолитной партии, которая была идолом для Тито, появились восемь партий, вместо одного сильного государства конституция 1974 г. создала конфедерацию восьми держав, вместо одной экономики мы получили восемь экономик в долгах по горло. Мудрый крайнец, конечно, рассчитывал на законы физиологии – что он переживет Тито и станет его наследником, и тогда бы он кроил конституцию так, что все бы его послушались»[2388].

Из всех республик Сербия тяжелее всего восприняла новую конституцию, поскольку увидела в ней инструмент разрушения своего центрального положения в федерации и покушение на свою территориальную целостность. «Под маской демократизации и децентрализации был легитимизирован сепаратизм и распад Югославии», – позднее комментировал Добрица Чосич[2389]. Сербия была плохо представлена в правящих кругах, так как из-за кадровых изменений после 1972 г. потеряла своих самых способных представителей, поэтому она была вынуждена принять новую конституцию. Конечно же, это произошло после острых дебатов, в которые был вовлечен и сам Тито. Однако он не высказался ни в пользу тех, кто хотел признать за Воеводиной и Косово больше прав, ни в пользу их противников. У Карделя настолько были развязаны руки, что он сумел воплотить свои замыслы[2390]. Уже долгое время он считал, что важнейшим условием для выживания Югославии после смерти Тито является уравновешивание ее разноликих этнических компонентов. Он был также уверен, что разные народы и народности достаточно зрелы и дисциплинированны и понимают опасность фрагментации, поэтому будут сохранять существующее государственное устройство и без присутствия центральной харизматичной личности[2391]. Он создал конституцию, которая стала тяжелым ударом для великосербских кругов, поскольку уничтожала Югославию как единое союзное государство и этим, помимо всего прочего, снижала влияние Белграда на сербское население вне Сербии и в двух краях[2392]. Воеводину и Косово конституция уподобила республикам тем, что предоставила им ряд прав, которые подчеркивали конфедеративное устройство государства: членов Президиума СФРЮ избирала не Союзная скупщина, а скупщины республик и краев, внутри этого органа решения должны были приниматься с их согласия, что означало наличие права вето у членов федерации, к чему добавлялось право на самоопределение и отделение[2393].