В беседе он был непринужденным, при этом с глазу на глаз с друзьями не особенно следил за словами. «Тито был импульсивным человеком, – пишет Владимир Дедиер, – знал, как пресекать некоторые вещи, выразив свои мысли по-народному, со всеми нашими обычными глаголами»[2487]. При этом нужно сказать, что он терял контроль над собой только в критические минуты и то ненадолго. С удовольствием отправлялся в гости и любил общественные мероприятия, приемы, обеды или показы фильмов, часто избирал их для важнейших политических переговоров и решений. В противовес сталинским «вечеринкам» Пантагрюэля, своих гостей он не принуждал к чрезмерному питью и непотребному поведению[2488]. В поздние годы после ужина (а также днем) не отказывался от стаканчика виски с несколькими каплями лимона, говоря, что так его научил пить Черчилль. Алкоголь ему развязывал язык, он умел быть веселым, приятным, остроумным, любил пошутить в свойственной ему манере, даже если он сам был объектом этой шутки, даже если это была шутка над ним. Это была часть его врожденного или приобретенного шарма[2489]. От матери он унаследовал красивый голос и любил петь народные песни и напевы. От нее также научился готовить, в годы нелегальной жизни он это умение усовершенствовал[2490]. Он любил политические шутки, и когда в 1960-х гг. эти шутки появлялись каждый день, его личный секретарь должен был пересказывать их. Обычно смеялся над ними, хотя они подчас содержали критику его самого. Он мог быть ироничным по отношению к себе. В июле 1944 г. писатель-сатирик Ивлин Во прибыл в качестве члена британской миссии с Рэндольфом Черчиллем в Вис. Он распространял слухи, что Тито – женщина и лесбиянка. Тито встретил его однажды на пляже, вышел из воды, одетый только в плавки, и спросил его со смехом: «Капитан Во, почему вы считаете, что я женщина?» – вызвав жгучую антипатию у английского денди[2491]. И когда в конце 1970-х гг., возвращаясь из-за границы, Тито совершил посадку в белградском аэропорту, в делегации, которая его ожидала, он увидел Стевана Доронского, председателя президиума СКЮ. «Вее там. Хорошо, – сказал он, – режим еще у власти – можно спокойно высаживаться»[2492]. Он умел очаровывать даже тех людей, которые не находились под влиянием его харизмы. Во время посещения Киева в 1973 г. во время антракта в опере Брежнев встал и начал декламировать какую-то русскую балладу. К большому удивлению присутствующих, затем встал Тито и начал цитировать Пушкина. Нанизывал строчку на строчку не менее 20 минут. Русские были удивлены и воодушевлены. Уже несколько опьяневший Брежнев плакал целый час[2493]. Нужно также отметить, что он не был настолько самовлюбленным, чтобы принимать хвалебные гимны и не признавать собственных промахов. Например, не выносил песен, где его сравнивали с «белой фиалкой», стыдился одной своей фотографии с Черчиллем, где он в маршальской форме, которую ему прислал Сталин, похожий на лесного бога. «Я в такой позе, что кажется, будто я и правда вышел из лесу…»[2494]

Тито любил женщин «больше, чем Сулейман Великолепный», и от половой жизни не отказывался ни во время тягот нелегального положения, ни во время тяжелых партизанских сражений. В старости он вспоминал графиню из Штирии, которой нравились молодые революционеры; она прятала их в своем венском доме, помогая поддерживать партийные связи. Без особой благодарности ее протеже называли ее «партийной подстилкой». «Видишь теперь, как было с нами, нелегалами. – не без лукавого самолюбования говорил он Йованке. – Несомненно, мы не были монахами». По собственному признанию, он научился вести себя на курсах для унтер-офицеров в австровенгерской армии. Но и грацкая аристократка тоже внесла свою лепту в его образование[2495].

Тито был женат три раза, имел двух любовниц, с которыми сожительствовал. Первый раз он женился на Пелагее Денисовой-Белоусовой в 1918 г., два года спустя заключив с ней гражданский брак, поскольку церковный брак тогда уже не признавался[2496]. Когда они с Йосипом поженились, ей было 13–14 лет, это означало, что она была значительно младше его. Она была очень красивой девушкой, что было характерно для женщин Тито: все как на подбор были красивы, молоды и поэтому весьма агрессивны. Как он сам сказал, «каждая из моих женщин на тот момент, когда я с ними знакомился, были девушками и наивными овечками. В браке каждая превращалась в львицу, ведь я ценил и уважал их личности. Когда львицы начинали кусаться, мне нужно было их усмирять, что было довольно тяжело и приводило к конфликтам»[2497]. Когда в 1920 г. он вернулся в Югославию, молодую русскую, которая была коммунисткой, он привез с собой. У них было четверо детей, из которых выжил только сын Жарко. Брак начал рушиться уже в 1920-е гг., однако о причинах Тито не хотел говорить, поскольку, очевидно, это ему причиняло боль. Так или иначе, Пелагея после того, как Броза осудили, нелегально вернулась с сыном в Россию, чтобы избежать интернирования в Загорье и возможного ареста. Пелагея была уверена, что в Югославии она растрачивает свою жизнь, и что Йосипа убьют, если он будет стоять на своем[2498].

После возвращения в Москву она поступила в Коммунистический университет национальных меньшинств Запада, Жарко был отправлен в дом для коминтерновских детей. Видимо, она либо не могла оставить его при себе, либо не хотела, чтобы он жил с ней и ее новым мужем. Когда Вальтер в 1935 г. появился в Москве, она не могла сказать ему, где одиннадцатилетний мальчик, поскольку потеряла его след. Тито был так взволнован, что однажды ночью перед своим другом Копиничем разрыдался. Ситуация с сыном была одной из причин, почему после двухмесячной попытки жить снова вместе, он развелся с Пелагеей 19 апреля 1936 г. «Думаю, – говорила Зденка Кидрич, которая познакомилась с Пелагеей в Москве, – она не была большой любовью Тито»[2499].